Вебер-Косто, Моника

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Вебер, Моника»)
Перейти к: навигация, поиск
Моника Вебер-Косто
Личная информация
Пол

женский

Гражданство

Румыния РумынияГермания Германия

Специализация

фехтование на рапирах

Клуб

OFC Bonn

Дата рождения

7 февраля 1966(1966-02-07) (58 лет)

Место рождения

Сату-Маре, Румыния

Рост

166 см

Мо́ника Ве́бер-Ко́сто (нем. Monika Weber-Koszto; в замужестве — Шрек (нем. Schreck), также Класен (Clasen); род. 7 февраля 1966 года в Сату-Маре, Румыния) — румынская и немецкая фехтовальщица на рапирах, 4-кратный призёр Олимпийских игр в командном первенстве, двукратная чемпионка мира в командном первенстве (1993 и 1999).

В 1984 году в возрасте 18 лет выиграла серебро Олимпийских игр в Лос-Анджелесе в командном первенстве в составе сборной Румынии (чемпионками стали спортсменки из ФРГ).

В 1980-х годах переехала в Германию и со временем смогла пробиться в состав сильной немецкой сборной. В 1992 году на Олимпийских играх в Барселоне выиграла серебро в командном первенстве уже в составе сборной Германии, чемпионками стали итальянки. В 1993 году стала чемпионкой мира в Эссене в командном первенстве, в финале немецкие рапиристки были сильнее румынок. В 1996 году на Олимпийских играх в Атланте выиграла свою третью олимпийскую медаль в командном первенстве, на этот раз бронзу. В личном первенстве в Атланте Моника стала пятой.

В 1997 году в Кейптауне выиграла свою единственную награду чемпионатов мира в личном первенстве, став третьей. В 1999 году в Сеуле второй раз стала чемпионкой мира в командном первенстве. В 2000 году на своей четвёртой в карьере Олимпиаде она выиграла свою четвёртую олимпийскую награду в командном первенстве — бронзу. В личном первенстве в Сиднее Моника заняла 10-е место.

Была замужем за немецким рапиристом, олимпийским чемпионом и чемпионом мира Ульхрихом Шреком.

Напишите отзыв о статье "Вебер-Косто, Моника"



Ссылки

  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/we/monika-weber-koszto-1.html Моника Вебер-Косто] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)


Отрывок, характеризующий Вебер-Косто, Моника

Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.