Вебер, Сергей Фёдорович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Вебер, Сергей Федорович»)
Перейти к: навигация, поиск

Сергей Фёдорович Вебер (22 июля 1857 — 16 марта 1927) — русский государственный деятель, тайный советник (1906).





Биография

Дворянин Харьковской губернии. Учился в 3-й Харьковской гимназии и на юридическом факультете Харьковского университета, который окончил в 1879 году. В 1883 году поступил на службу в министерство финансов сверхштатным чиновником особых поручений Харьковской казенной палаты. Затем — и.д. податного инспектора 1-го участка Харькова (1885). С 1889 — начальник 1-го отделения Харьковской казенной палаты.

С 1892 года — управляющий Орловской казенной палатой. Неоднократно был вызываем из Орла в Петроград для участия в различных комиссиях по Министерству Финансов и принимал деятельное участие в составлении законопроекта о Государственном промысловом налоге.

С 1895 работал в центральных учреждениях министерства финансов, был вице-директором (1895) и директором (1905) Департамента государственного казначейства. Во время его управления департаментом, в связи с изменившимся после учреждения Государственной Думы и преобразования Государственного Совета порядком составления и рассмотрения бюджета, был произведен ряд работ, из которых следует отметить новую классификацию расходной росписи, принятую и законодательными учреждениями.

С 1909 — товарищ министра финансов.

Член Государственного совета по назначению, входил в группу центра.

В 1915—1917 годах — председатель постоянного междуведомственного совещания для рассмотрения вопросов по применению законодательства о призрении лиц, призванных на войну, и их семей, при Верховном совете по призрению семей лиц, призванных на войну.

С июля 1917 — сенатор.

В 1918 — член комиссии для выработки проекта договора РСФСР с Финляндией. Осенью 1919 петроградским отделом Национального центра намечался в министры финансов постбольшевистского правительства, за что был арестован, но затем освобожден.

В 1920-е годы жил в Ленинграде, возглавлял Бюджетную комиссию Института экономических исследований при Наркомфине.

Умер в 1927 году, похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры[1][2].

Семья

Был женат на Юлии Викторовне Лапотниковой, двое детей.

Напишите отзыв о статье "Вебер, Сергей Фёдорович"

Примечания

  1. [pkk.memo.ru/page%202/KNIGA/Ve.html ДВОРЯНЕ: КНИГА ПАМЯТИ]. Общество «Мемориал». Проверено 16 октября 2013.
  2. [www.lavraspb.ru/ru/nekropol/view/item/id/3184/catid/3 Вебер Сергей Федорович]. lavraspb.ru. Проверено 16 октября 2013.

Источники

  • В. Б. Лопухин. Записки бывшего директора департамента министерства иностранных дел. СПб, 2008.
  • Almanach de St-Petersbourg. Cour, monde et ville. 1912. — St-Petersbourg: Societe M.O.Wolff, 1912.
  • [dlib.rsl.ru/download.php?path=/rsl01003000000/rsl01003502000/rsl01003502123/rsl01003502123.pdf&size= Левенсон М. Л. Государственный совет: портреты и биографии. — Петроград: Тип. Петроградской тюрьмы, 1915.]


Отрывок, характеризующий Вебер, Сергей Фёдорович

Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.