Вебер-Хирьякова, Евгения Семёновна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Вебер-Хирьякова Е.»)
Перейти к: навигация, поиск

Евге́ния Семёновна Ве́бер-Хирьякова (1893 или 1895, Омск, Акмолинская область, Российская империя — октябрь 1939, Варшава, Генерал-губернаторство Третьего Рейха в Республике Польше) — журналист, критик, прозаик, переводчик.

В эмиграции с 1919 (Харбин, Париж). Из Парижа перебралась в Польшу в 1929. Стала женой А. М. Хирьякова. Писала рассказы, повести, публицистические и критические статьи, рецензии. Сотрудничала в варшавской газете «За Свободу!» (19271932). Входила в редакционный комитет газеты «Молва» (19321934; была самым продуктивным автором), позднее еженедельника «Меч» (19341939). Пользовалась псевдонимами и криптонимами Андрей Луганов, А. Палицын, В. Евгеньев, Е. В., В. Е. Сотрудничала также с польскими изданиями «Droga», «Marchołt», «Verbum», «Pion». Была участником варшавского «Литературного содружества» и литературного кружка «Домик в Коломне». В начале Второй мировой войны после капитуляции Польши и вступления немецких войск в Варшаву в октябре 1939 покончила жизнь самоубийством.

Напишите отзыв о статье "Вебер-Хирьякова, Евгения Семёновна"



Литература

  • Словарь поэтов Русского Зарубежья, под редакцией Вадима Крейды, 1999.

Ссылки

  • [www.russianresources.lt/archive/Weber/Weber_0.html Биография и тексты]


Отрывок, характеризующий Вебер-Хирьякова, Евгения Семёновна

На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.