Вебер, Валериан Николаевич
Валериан Николаевич Вебер | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: | |
Научная сфера: | |
Место работы: |
Валериан Николаевич Вебер — (14 (26) сентября 1871, Петербург — 20 января 1940, Ленинград), российский геолог и палеонтолог.
Биография
1897 — окончил Горный институт в Петербурге.
1917 - 1918 - первый выборный директор Геологического комитета.
1920 — профессор Ленинградского горного института.
1923 — опубликовал свой курс «Полевой геологии». (Методы геологической съёмки. (Полевая геология), 3 изд., Л.—М., 1937).
1925 — совместно с группой единомышленников-учеников составил геологическую карту горного Туркестана.
1937 — доктор геолого-минералогических наук.
1939 — заслуженный деятель науки и техники РСФСР.
C 1900 и до самой смерти работал в Геологическом комитете (позднее Всесоюзный научно-исследовательский геологоразведочный институт).
Основные труды посвящены изучению геологического строения и полезных ископаемых Средней Азии. Учёный открыл месторождения нефти, мышьяка, свинца, угля и др.
Большое значение имеет монография Валериана Николаевича по острову Челекен, известен как сейсмолог — им изучены Андижанское Ахалкалакское и Шемахинское землетрясения.
Является автором крупных работ по палеонтологии трилобитов.
Скончался в Ленинграде 20 января 1940 года. Похоронен на Литераторских мостках на Волковском кладбище.[1][2]
Библиография
- Марковский А., Валериан Николаевич Вебер, «Записки Всероссийского минералогического общества. Вторая серия», 1940, т. 69, в. 1.
- Большая советская энциклопедия.
Напишите отзыв о статье "Вебер, Валериан Николаевич"
Примечания
Это заготовка статьи об учёном-геологе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Вебер, Валериан Николаевич
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!