Вегнер, Вильгельм Генрихович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Вильгельм Генрихович Вегнер (нем. Wilhelm Wegner; 1895, село Сусанненталь Николаевского уезда Самарской губернии — 1956, Куйбышев, РСФСР) — российский коммунист, один из основателей Автономной области немцев Поволожья.



Биография

Родился в 1895 году крестьянской семье в селе Сусанненталь в Самарской губернии (а настоящее время — село Сосновка Марксовского района Саратовской области[1]). Окончил Екатериненштадтское центральное училище, а затем годичные педагогические курсы.

В январе 1917 года вступил в РСДРП(б)[2]. В 1918 году присоединился к Красной Армии, в которой вел пропагандистскую работу среди красноармейцев. По поручению Наркомата иностранных дел РСФСР участвовал во Всегерманском съезде Советов, проходившем в конце 1918 года в Берлине. Весной 1919 года вернулся в Поволжье. Занимал ряд руководящих должностей в Автономной области немцев Поволожья. В феврале 1920 года вместе с рядом других деятелей Автономной области обвинён в противодействии продразвёрстке и арестован органами ВЧК; освобожден в октябре 1920 года.

С начала 1921 года работал в Центральном бюро немецких секций при ЦК РКП(б) в Москве. С середины 1921 года занимает ряд партийных и должностей в областном комитете РКП(б) немцев Поволжья. В 1926—1927 годах также проходил обучение в Институте народного хозяйства им. Г. В. Плеханова в Москве.

С октября 1928 по декабрь 1929 года занимает должность ответственного секретаря немецкого обкома ВКП(б)[2]. В декабре 1929 года без согласования с членами бюро обкома направил в ЦК партии секретную телеграмму с предложением объявить республику немцев Поволжья «образцово-показательным районом сплошной коллективизации». В связи с этим письмом СНК РСФСР принял постановление «Об отказе в преобразовании Немреспублики в показательный район сплошной коллективизации». 15 декабря 1929 внеочередным пленумом обкома действия Вегнера квалифицированы как «политически неправильные и по существу и по форме», в связи с чем он был выведен из состава бюро обкома.

После этого до 1937 года работал за пределами немецкой автономии, занимая в частности, должность председателя Краснодарского исполкома горсовета. В 1937—1938 годах подвергался репрессиям. В 1938 году вернулся в АССР НП, где занимал небольшие хозяйственные должности: колхозный бухгалтер, начальник планового отдела завода «Коммунист» (Марксштадт). С сентября 1941 года, после депортации немцев из Поволжья и других районов, — в Красноярском крае, затем в Чкаловской и Куйбышевской областях, где работал плановиком-экономистом. В марте 1954 года получил партийный билет нового образца.

Скончался в 1956 году в Куйбышеве (ныне Самара) от инфаркта[3].

Напишите отзыв о статье "Вегнер, Вильгельм Генрихович"

Примечания

  1. [www.wolgadeutsche.ru/list/susannental.htm Сусанненталь] (историческая справка)
  2. 1 2 [www.knowbysight.info/VVV/06637.asp Вегнер Вильгельм Генрихович] (Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991)
  3. [wolgadeutsche.ru/lexikon/_wegner.htm ВЕГНЕР (Wegner) Вильгельм Генрихович]. Немцы Поволжья: Энциклопедический словарь. Проверено 18 ноября 2014.

Ссылки

  • [www.rdinfo.ru/site.php?mode=change_page&site_id=223&own_menu_id=30505&curent_page=45 Вегнер, Вильгельм Генрихович] (Энциклопедия «Российские немцы»)

Отрывок, характеризующий Вегнер, Вильгельм Генрихович

Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.