Ведомство учреждений императрицы Марии

Ведомство учреждений императрицы Марии (также четвёртое отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, Мариинское ведомство, ВуИМ) — ведомство по управлению благотворительностью в Российской империи. Ведет свою историю от канцелярии императрицы Марии Федоровны, супруги Павла I, которая с 2 мая 1797 приняла в своё ведение московский и петербургский воспитательные дома со всеми их заведениями.

По смерти Марии Фёдоровны в 1828 году вошло в состав Собственной канцелярии в качестве четвёртого отделения. С 1854 года получило название «Ведомство учреждений императрицы Марии», с 1880 называлось Собственной Его Императорского Величества канцелярией по учреждениям императрицы Марии.

История

Начало работе канцелярии было положено в 1796 году, когда императрица Мария Фёдоровна приняла в своё заведование воспитательное общество благородных девиц, с мещанским отделением. Канцелярию Императрицы тогда составляли шесть лиц во главе с Г. И. Вилламовым.
Через два дня после кончины императрицы Николай I указом от 26 октября 1828 принял все бывшие в её ведении учреждения под своё покровительство. Для управления ими было образовано IV отделение Собственной его императорского величества канцелярии. Сначала неофициально, а с 1854 официально оно именовалось «Ведомством учреждений императрицы Марии», с 12 августа 1880 – Собственной е. и. в. канцелярией по учреждениям императрицы Марии.
Четвёртое отделение находилось под покровительством Их Императорских Величеств и управлялось статс-секретарём. Оно разделялось на три отделения: «по части воспитательных домов и подведомственных опекунским советам учреждений», «по части всех прочих заведений» и «по части архива». В том же 1828 году к отделению была присоединена контрольная экспедиция, образованная еще в 1812 году при петербургском опекунском совете, и назначен инспектор по медицинской части. В 1831 году последовало Высочайшее повеление, чтобы по всем предметам, касающимся «управления частями нравственной и учебной», докладывали предварительно Императрице Александре Фёдоровне (жене Николая I), а по части хозяйственной — непосредственно Государю. В 1840 году, ввиду отлучек статс-секретаря для осмотра заведений, была учреждена должность товарища статс-секретаря. В 1844 году при четвёртом отделении учрежден учебный комитет.
Ядро IV отделения составляли Санкт-Петербургский и Московский Опекунские советы, которые управляли Воспитательными домами в Москве и Санкт-Петербурге, содержащимися за их счет медицинскими (больницы для бедных, родовспомогательные госпитали), учебными (Воспитательное общество благородных девиц, Училище Св. Екатерины, Павловский институт, Мещанское училище – Александровский женский институт) и благотворительными заведениями (Вдовьи дома в С.-Петербурге и Москве), Санкт-Петербургское училище глухонемых, а также кредитными учреждениями (сохранные, ссудные и вдовьи казны).
В 1845 году было Высочайше утверждено новое положение для женских учебных заведений и для управления последними учрежден «Главный совет женских учебных заведений», ведению которого подчинялись 35 институтов и училищ и 3 дома трудолюбия. Председателем совета был назначен принц Пётр Георгиевич Ольденбургский. В 1854 году, после смерти статс-секретаря Лонгинова, находившиеся в его управлении заведения, основанные императрицами Елизаветой Алексеевной и Александрой Федоровной (числом до 175), поступили в ведение IV-го отделения. В октябре того же года управлению учреждениями было присвоено наименование: «Ведомства учреждений Императрицы Марии, состоящих под непосредственным Их Императорских Величеств покровительством». В последний год царствовании Николая Павловича в ведении 4-го отделения состояло 365 учебных и благотворительных заведений. В первых обучалось 9534 детей; в больницах находилось на излечении 37 609 чел.; в воспитательных домах и богадельнях числилось 60 898 призреваемых.
В 1860 году Александр II утвердил Положение о главном управлении учреждений Императрицы Марии, по которому главноуправляющий IV отделением собственной Е. И. Величества канцелярии есть вместе и председатель главного совета женских учебных заведений и Санкт-Петербургского опекунского совета; права и отношения главноуправляющего сравнены с правами вообще главноначальствующих отдельными управлениями, а впоследствии с правами и властью министров; статс-секретарь по делам учреждений Императрицы сделан товарищем главноуправляющего и заведующим делопроизводством IV отделения. Главноуправляющим Государь назначил принца П. Г. Ольденбургского. В 1869 году главноуправляющему IV отделения передан высший надзор за детскими приютами.
В 1873 Санкт-Петербургский и Московский Опекунские советы и Главный совет женских учебных заведений были слиты в один Опекунский совет учреждений императрицы Марии (с двумя присутствиями – Санкт-Петербургским и Московским). Он стал высшим совещательным органом по всем делам Ведомства.
4 марта 1917 Ведомство было упразднено с подчинением его учреждений Министерству народного просвещения, а Канцелярия Ведомства стала именоваться Управлением Мариинскими благотворительными и учебными заведениями. 12 мая 1917 бывшее Ведомство учреждений императрицы Марии было включено в состав Министерства государственного призрения. 12 декабря все учреждения бывшего Ведомства по управлению детскими приютами были упразднены, а 23 февраля 1918 переданы в ведение Народного комиссариата просвещения.

Учебные и благотворительные заведения

Первоначально в ведении канцелярии Марии Фёдоровны были Смольный и Александровский институты, Коммерческое училище, Воспитательный дом и Опекунский совет, вскоре при участии императрицы были открыты Екатерининский и Павловский институты, Училище глухонемых, Вдовий дом, Повивальный институт, в ведение канцелярии переданы некоторые заведения Приказа общественного призрения.

При образовании IV-го отделения ему было подведомственно 39 заведений, к которым с 1828 по 1841 год были присоединены еще 24. Число учебных и благотворительных заведений, состоящих в ведении отделения, продолжало расти: в 1881 году их было 459, причем в учебных заведениях обучалось 20 500 детей. В 1894 году в ведомство Собственной канцелярии приняты учреждения скончавшейся великой княгини Екатерины Михайловны (Мариинский институт, Училище святой Елены, Елизаветинская детская больница и Повивальный институт). В конце XIX века деятельность ведомства состояла из

1. призрения младенцев. Оба столичных воспитательных дома ежегодно принимали на своё попечение более 20 000 младенцев незаконнорожденных и до 1000 законных, а также призревали в деревнях у воспитателей до 80 000 питомцев, остававшихся на попечении дома до 21-летнего возраста; для питомцев содержалось более 100 школ; в видах децентрализации дела призрения в некоторых губернских и уездных приютах ведомства были учреждены «ясли» (более 20).
2. призрения детей старшего возраста. Ежегодно призревалось до 14 000 детей в 176 приютах, в том числе свыше 4 000 на полном содержании заведений.
3. призрения слепых. Для детей обоего пола, лишенных зрения, имелось 21 училище (2 столичных и 19 губернских), в которых воспитывались, обучались наукам и ремёслам свыше 700 детей; сверх того, 6 заведений для взрослых слепых.
4. призрения глухонемых — состоявшее в ведении Опекунского совета, Санкт-Петербургское училище глухонемых с 200 детей обоего пола интернами и 50 экстернами и, состоявшие в ведении Попечительства императрицы Марии о глухонемых, Дом призрения и Мариинская школа глухонемых с мастерскими столярного и переплетного мастерства, позже мастерские и ферма-школа в Мурзинке, Дом призрения для престарелых и неспособных к труду глухонемых и приют на 15 девочек, Лихаревская школа-приют.
5. женского воспитания и образования. В институтах и других закрытых заведениях ведомства и существующих при некоторых из них специальных педагогических курсах ежегодно воспитывалось свыше 10 тыс. девушек разных сословий и вероисповеданий; кроме того, в трёх Мариинских училищах и в других женских школах, учрежденных разными обществами, всего в количестве свыше 70, получали образование и воспитание более 6 тыс девушек, в 31 гимназии, прогимназиях и педагогических курсах — до 10 тыс. девушек.
6. призрение и воспитание мальчиков. В двух коммерческих училищах и Николаевском гатчинском сиротском институте воспитывалось до 2000 чел.
7. воспитание юношества. В Императорском Александровском лицее получали гимназическое и университетское образование более 200 человек.
8. призрение взрослых. В 36 богадельнях призревалось до 5 000 чел.
9. медицинская помощь. В 40 больницах, при 4 200 кроватях, лечились стационарно до 25 000 больных и амбулаторно более 400 000 в год.

Некоторые из входящих в состав ведомства учреждений имели выдающееся значение: таковы попечительство императрицы Марии о слепых, Императорское патриотическое общество, московское благотворительное общество (содержало 16 школ с ремесленными отделениями), московское дамское попечительство о бедных (основано в 1874 году, содержало 36 благотворительных учреждений, в том числе 10 учебных заведений), московское Елизаветинское благотворительное общество (основано в 1890 году). 3 декабря 1899 года в Санкт-Петербурге было открыто общество вспомоществования бывшим воспитанницам учебных заведений ведомства Императрицы Марии. В целом ведомство учреждений Императрицы Марии имело в своём заведовании и на своём попечении свыше 500 благотворительных и воспитательных заведений, из которых 104 содержались на средства ведомства.

Финансирование

Годовой бюджет в конце XIX века достигал 13,5 миллионов рублей, за счёт этого бюджета содержались около 20% заведений, находившихся на попечении ведомства. В начале 1900-х годов бюджет составлял свыше 20 млн. рублей.

Основное финансирование производилось из казны, а также за счет частных пожертвований и из доходов, полученных от продажи игральных карт. В конце XIX века в бюджет были добавлены сборы от публичных развлечений.

В ведомство входили и коммерческие предприятия: карточная фабрика, машиностроительный завод Попечительства о глухонемых в Александровском уезде Екатеринбургской губернии, имение Чукалы в Нижегородской губернии. В конце XIX века важной статьёй дохода стала аренда доходных домов. На 1916 год только в Санкт-Петербурге и пригородах ведомству принадлежало около 60 зданий (гимназий, институтов, богаделен, приютов, больниц, загородных усадеб и т.п.), в том числе свыше десяти доходных домов (в том числе Казанская ул., 5; 9 линия, 6; Гороховая ул., 20; Смольный пр., 6; Загородный пр., 13, П. С. Большой пр., 76-78, угол Кирочной и Таврической ул., 5/52).

К 1884 общий капитал ведомства составлял почти 90 млн. рублей серебром, на 1 января 1905 он вырос до 128 млн. рублей.

Управляющие

Ведомством руководили главноуправляющие в чине статс-секретаря (это звание давало право личного доклада императору):

• Г. И. Вилламов (1828—1842)
• А. Л. Гофман (1842—1861)
• принц Ольденбургский, Пётр Георгиевич (1861—1881)
• К. К. Грот (1882—1884)
• Герард, Николай Николаевич — (1884—1886)
• И. Н. Дурново (1886—1889)
• Н. А. Протасов-Бахметев (1889—1906)
• С. В. Олив (1906—1909)
• Д. П. Голицын (1910—1912)
• А. А. Ливен (1912—1913)
• А. Г. Булыгин (1913—1917)

Находилось под покровительством императриц Александры Федоровны, Марии Александровны и Марии Фёдоровны (жены Александра III).

Адреса в Петербурге

Казанская улица, 7. Здание построено в 1808—1810 годах по проекту Дж. Кваренги, в 1834—1839 годах произведена перепланировка и добавлен новый корпус архитектором П. С. Плавовым, в 1850-х годах здание расширено, с перестройкой фасадов в стиле позднего итальянского Возрождения по проекту П. И. Таманского.

Источники

• Собственная Его Императорского Величества канцелярия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Устав женских учебных заведений Ведомства учреждений императрицы Марии. — СПб., 1855.
• Селезнев В. Пятидесятилетие IV отделения С. Его Имп. Величества канцелярии. — СПб., 1878.
• Жуковский Э. А. Ведомство учреждений императрицы Марии: Историч. очерк. — СПб., 1884. — 80 с.
• Собрание узаконений ведомства учреждений Императрицы Марии. Царствование импер. Александра III. — СПб., 1895—98.
• Ведомство учреждений Императрицы Марии 1797—1897. — СПб., 1897.
• Вилламов Г. И. Хронологическое начертание деяний блаженныя памяти Государыни Императрицы Марии Федоровны в пользу состоящих под Высочайшим её покровительством заведений. — 2-е изд. — СПб., 1897.
• Свод узаконений о женских институтах Ведомства учреждений императрицы Марии. — СПб., 1903.
• Ведомство учреждений имп. Марии: Крат. ист. очерк. — СПб., 1912.
• Благотворительность и милосердие Санкт-Петербурга: Рубеж XIX—XX вв. / Авт.-сост. В. Н. Занозина, Е. А. Адаменко. —СПб., 2000.

Отрывок, характеризующий Ведомство учреждений императрицы Марии

Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…