Ведьмы (фильм, 1990)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ведьмы
The Witches
Жанр

триллер
фильм ужасов
фэнтези
семейный фильм

Режиссёр

Николас Роуг

Продюсер

Марк Шайвас

Автор
сценария

Аллан Скотт
Роальд Даль (книга)

В главных
ролях

Анжелика Хьюстон
Май Сеттерлинг
Джейсен Фишер
Роуэн Аткинсон
Бренда Блетин

Оператор

Харви Харрисон

Композитор

Стэнли Майерс

Длительность

92 мин

Страна

Великобритания Великобритания
США США

Год

1990

IMDb

ID 0100944

К:Фильмы 1990 года

«Ведьмы» (англ. The Witches) — фильм Николаса Роуга, снятый по мотивам произведения Роальда Даля.[1]





Сюжет

Бабушка рассказывала своему внуку Люку, оставшемуся без родителей, истории о ведьмах. Это нечеловеческие существа, тщательно маскирующиеся под старых женщин. Их характерной особенностью является ненависть к детям, но ведьмы не могут убить их напрямую, только заколдовать.

Однажды Люк встретил настоящую ведьму, но сумел от неё защититься. Когда у бабушки случился приступ диабета, они поехали на морское побережье. И именно в том отеле, где остановились Люк с бабушкой, проходил ежегодный слёт ведьм Англии под видом "общества борьбы с жестокостью в отношении детей". Случайно попавшегося им Люка и его приятеля Бруно они превратили в мышей. Таков был план главной ведьмы: превратить всех английских детей в мышей. Но Люк решил побороться с ведьмами. Он украл один из пузырьков с волшебным зельем и подлил его в суп, который готовили специально только для членов общества.

Люк с бабушкой присваивают оставшиеся деньги и адресную книжку ведьм и решают посвятить остаток жизни их полному уничтожению.

В конце фильма последняя оставшаяся ведьма (её не допустили к обеду за недостаточную злобность) превращает Люка в мальчика.

Интересные факты

  • Фильм точно соответствует книге, за исключением последних минут. В книге мальчик так и остался мышью. Даль призывал всех своих поклонников вырезать этот эпизод.
  • В книге имя мальчика ни разу не упоминается.
  • Бабушка и гибель родителей - автобиографические эпизоды из жизни автора.

В ролях

Русский дубляж

  • Режиссёр дубляжа — Владимир Черненко
Роли дублировали

Напишите отзыв о статье "Ведьмы (фильм, 1990)"

Ссылки

Примечания

  1. [movies.nytimes.com/movie/review?res=9C0CE4DC133AF937A1575BC0A966958260 The Witches (1990) Review/Film; When the Ladies Take Off Their Wigs, Head for Home. Fast.].


Отрывок, характеризующий Ведьмы (фильм, 1990)

– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.