Веезенмайер, Эдмунд

Эдмунд Веезенмайер
Edmund Veesenmayer
Дата рождения	12 ноября 1904(1904-11-12)
Место рождения	Бад-Киссинген, Германская империя
Дата смерти	24 декабря 1977(1977-12-24) (73 года)
Место смерти	Дармштадт, ФРГ
Принадлежность	Германия Германия
Род войск	Ваффен-СС
Звание	Бригадефюрер

Эдмунд Веезенмайер (нем. Edmund Veesenmayer; 12 ноября 1904, Бад-Киссинген, Германская империя, — 24 декабря 1977, Дармштадт, ФРГ) — немецкий политический деятель.

Биография

Был сыном преподавателя реального училища в Оберштауфене, куда семья переехала в 1910 году. В 1923—1926 годах изучал в Мюнхене общественно-политические науки, а с 1926 года учился в докторантуре. В 1928 году получил степень доктора общественно-политических наук и стал доцентом Мюнхенского технического университета и Берлинской школы экономики. В 1932 году познакомился с Вильгельмом Кепплером и вступил в НСДАП (членский билет № 873780), где занялся экономическими вопросами. С апреля 1934 года стал референтом Кепплера, благодаря чему завязал отношения с влиятельными представителями деловых кругов. В июне 1934 года вступил также в СС (личный номер 202122).

13 сентября 1936 года Веезенмайеру был присвоен чин унтерштурмфюрера СС, 30 января 1937 года — оберштурмфюрера.

С июля 1937 года Кепплер стал руководителем подготовки аншлюса. В качестве его заместителя Веезенмайер сыграл крупную роль в отстранении от власти гауляйтера Австрии Йозефа Леопольда. 9 ноября стал гауптштурмфюрером СС. В феврале 1938 года по приглашению Иоахима фон Риббентропа перешел на работу в Имперское министерство иностранных дел Германии в ранге посланника. С марта по июнь снова работал референтом Кепплера, ставшего имперским комиссаром Вены. 12 марта произведен в штандартенфюреры СС. Вскоре стал членом правления венских акционерных обществ Donauchemie AG и Länderbank AG.

В ноябре 1938 — марте 1939 года по поручению Риббентропа несколько раз выезжал в Братиславу с посредническими и разведывательными целями. Не соглашаясь с Артуром Зейсс-Инквартом и Йозефом Бюркелем, настаивал на кандидатуре Йозефа Тисо как будущего руководителя марионеточного правительства Словакии. В августе 1939 года направлен в Данциг для организации провокаций с целью нагнетания напряженности в немецко-польских отношениях. В марте 1940 года был привлечен к подготовке восстания в Ирландии с целью её отделения от Великобритании.

В апреле 1941 года командирован в Загреб для активизации хорватских националистов. После того, как Владко Мачек отказался возглавить марионеточное правительство Хорватии, Веезенмайер высказался за кандидатуру Анте Павелича. В 1941—1942 годах несколько раз приезжал в Сербию и Хорватию, в частности, для оказания помощи в борьбе против партизан. Решительно призвал к депортации сербских евреев. 22 января 1942 года получил чин оберфюрера СС. В 1943 году безуспешно пытался склонить Йозефа Тисо к возобновлению депортации словацких евреев.

Весной и осенью 1943 года посещал Венгрию для изучения политической ситуации. Предупреждал Риббентропа и Гитлера о шаткости венгерского положения и рекомендовал вмешаться. 15 марта 1944 года стал бригадефюрером СС, чрезвычайным и полномочным посланником I класса, и был направлен в Венгрию в качестве представителя Третьего рейха с неограниченными полномочиями, по сути дела — диктатора: именно Веезенмайер решал все вопросы гражданской администрации в стране, а за адмиралом Хорти и его правительством были оставлены лишь чисто представительские функции.

9 апреля состоялась беседа Гитлера, Риббентропа и Веезенмайера о защите экономических интересов Германии в Венгрии.

13 июня Веезенмайер послал в МИД телеграмму, в которой говорилось: «С Карпат и из Трансильвании… вывезено 289357 евреев в 92 составах из 45 вагонов каждый». 15 июня в телеграмме на имя Риббентропа Веезенмайер сообщил, что на данный момент в рейх доставлено около 340000 евреев, и при отсутствии срывов к концу июля количество депортированных евреев удвоится. Также он заявил, что после того, как число депортированных евреев достигнет 900000, еврейский вопрос будет решен окончательно.

В марте 1945 года покинул Венгрию и в середине мая сдался в Зальцбурге американцам. По делу Вильгельмштрассе был приговорен к 20 годам тюремного заключения. 31 января 1951 года верховный комиссар США Джон Макклой смягчил приговор для большинства обвиняемых по делу. Согласно этому решению, срок заключения Веезенмайера сокращался до 10 лет. В декабре того же года Веезенмайер был амнистирован.

В 1953 году британская разведка распространила информацию о контактах Веезенмайера с кружком Наумана — организацией бывших нацистов, планирующих проникнуть в СвДП. Вскоре после этого Веезенмайер возглавил немецкое представительство французской фирмы Pennel & Flipo и вплоть до самой смерти жил в Дармштадте.

Литература

• Conze, Eckart; Frei, Norbert; Hayes, Peter; Zimmermann, Moshe. Das Amt und die Vergangenheit. Deutsche Diplomaten im Dritten Reich und in der Bundesrepublik. — München: Karl Blessing Verlag, 2010. — ISBN 978-3-89667-430-2.
• Matic, Igor-Philip. Edmund Veesenmayer. Agent und Diplomat der nationalsozialistischen Expansionspolitik. — Oldenbourg, 2002. — ISBN 3-486-56677-6.

Ссылки

• [www.raoul-wallenberg.de/Wallenberg/Ungarn_/Deutsche_Besetzung/deutsche_besetzung.html Венгерские евреи под немецкой оккупацией]  (нем.)
• [www.historisches-centrum.de/forum/benz03-2.html Аналитические выдержки из документов Нюрнбергского процесса]  (нем.)

Отрывок, характеризующий Веезенмайер, Эдмунд

– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?