Вейнбаум, Стенли
Поделись знанием:
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
| Стенли Вейнбаум | |
| Stanley Grauman Weinbaum | |
 | |
| Имя при рождении: |
Стенли Грумен Вейнбаум |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
14 декабря 1935 (33 года) |
| Место смерти: |
Луисвилл (штат Кентукки, США) |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
| Направление: | |
| Жанр: | |
Стенли Грумен Вейнбаум (англ. Stanley Grauman Weinbaum; 4 апреля 1902, Луисвилл, США — 14 декабря 1935, Луисвилл, США) — американский писатель-фантаст, один из предтеч Золотого века научной фантастики.
Содержание
Биография
Стенли Вейнбаум родился в Луисвилле, штат Кентукки. Сначала получил образование в школе в Милуоки, в дальнейшем поступил в Мэдисонский университет штата Висконсин, планируя стать дипломированным специалистом по химическим технологиям, однако затем перешёл на кафедру английского языка. Вопреки распространённому мнению, высшего образования он так и не получил — сдав на спор экзамен за друга, позднее он был уличён и в итоге покинул университет в 1923 году. После этого устроился работать управляющим в кинотеатре.
Писать рассказы Вейнбаум начал ещё в 15 лет. Первые поэтические публикации состоялись в 1921—1923 годах. Однако затем последовал значительный перерыв, известность же пришла к нему незадолго до смерти. Первая взрослая прозаическая публикация в фантастическом жанре — рассказ «Марсианская Одиссея» 1934 года, который впоследствии высоко оценивал Айзек Азимов, а также другие писатели и критики. Вейнбаум стал одним из наиболее перспективных писателей-фантастов в 30-е годы. Однако всего через полтора года после этой публикации в возрасте 33 лет Стенли Вейнбаум умер от рака лёгких.
Творчество
 |
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
Признание и влияние
Лестер дель Рей считал, что «Вейнбаум в большей степени, чем любой другой писатель, поспособствовал выводу нашего жанра из депрессии начала тридцатых годов и положил начало современной научной фантастике»[1]. Эверетт Ф. Блейлер, однако, писал, что хотя Вейнбаум «в целом считается наиболее перспективным молодым автором НФ своего времени», его значение преувеличено. В то время как "стиль Вейнбаума был более живой, чем у его коллег по жанру, и он уделял много внимания фоновым деталям, …его работы были обычной pulp-фантастикой со стандартными сюжетами, небрежной постановкой, картонными персонажами и многочисленными клише в идеях[2]. Алексей и Кори Паншины заключают, что «время стёрло всё, бывшее когда-то положительными качествами Вейнбаума. То, что осталось, кажется странным и причудливым»[3].
В 1957 году вышла экранизация его рассказа «Высшая степень адаптации» под названием «She Devil». Этот рассказ был также адаптирован для телевидения, Studio One выпустила эту адаптацию под названием «Кира Зелас» (имя главной героини) в эфир 12 сентября 1949 года. Радиопостановка «Высшей степени адаптации» была сделана в 1950-х годах, но по какой-то причине Вейнбаума не указали в качестве автора.
В 1973 году именем Вейнбаума назван кратер на Марсе. В 2008 году он удостоился премии Переоткрытие им. Кордвейнера Смита (Cordwainer Smith Rediscovery Award)[4].
Библиография
Основные прижизненные публикации
Ранние юношеские публикации
- «The Lost Battle» — «The Mercury», 1917
- «Mostly Yvonne» — «The Wisconsin literary magazine», март 1922
- различные стихотворения и поэмы — в «The Wisconsin literary magazine», 1921-23 г.г.
Основной период, 1934-1935 г.г.
- «The Lady Dances» — 1934, под псевдонимом Marge Stanley — роман, публиковавшийся в виде газетного сериала
- «A Martian Odyssey» — ж. «Wonder Stories», июль 1934 — первый «взрослый» опубликованный фантастический рассказ Вейнбаума
- «Valley of Dreams» — ж. «Wonder Stories», ноябрь 1934
- «Flight on Titan» — ж. «Astounding Stories», январь 1935
- «Parasite Planet» — ж. «Astounding Stories», февраль 1935
- «The Lotus Eaters» — ж. «Astounding Stories», апрель 1935
- «Pygmalion’s Spectacles» — ж. «Wonder Stories», июнь 1935
- «The Worlds of If» — ж. «Wonder Stories», август 1935
- «The Ideal» — ж. «Wonder Stories», сентябрь 1935
- «The Planet of Doubt» — ж. «Astounding Stories», октябрь 1935
- «The Red Peri» — ж. «Astounding Stories», ноябрь 1935
- «The Adaptive Ultimate» — ж. «Astounding Stories», ноябрь 1935, под псевдонимом John Jessel
- «The Mad Moon» — ж. «Astounding Stories», декабрь 1935
Основные посмертные публикации
Рассказы и повести
- «The Point of View» — ж. «Wonder Stories», январь 1936
- «Smothered Seas» — ж. «Astounding Stories», январь 1936 (в соавторстве с Ральфом Милном Фарли)
- «Yellow Slaves» — ж. «True Gang Life», февраль 1936 (в соавторстве с Ральфом Милном Фарли)
- «Redemption Cairn» — ж. «Astounding Stories», март 1936
- «The Circle of Zero» — ж. «Thrilling Wonder Stories», август 1936
- «Proteus Island» — ж. «Astounding Stories», август 1936
- «Graph» — ж. «Fantasy Magazine», сентябрь 1936
- «The Brink of Infinity» — ж. «Thrilling Wonder Stories», декабрь 1936
- «Dawn of Flame» — в сборнике «Dawn of Flame — The Weinbaum Memorial Volume», 1936
- «Shifting Seas» — ж. «Amazing Stories», апрель 1937
- «Revolution of 1950» — ж. «Amazing Stories», октябрь-ноябрь 1938 (в соавторстве с Ральфом Милном Фарли)
- «Tidal Moon» — ж. «Thrilling Wonder Stories», декабрь 1938 (в соавторстве с Хелен Вейнбаум)
- «Green Glow of Death» — ж. «Crack Detective and Mystery Stories», июль 1957
Романы
- «The Black Flame» — ж. «Startling Stories», январь 1939 (первая и единственная публикация в виде отдельной самостоятельной части); Fantasy Press, 1948 (скомбинированная версия из повести-приквела «Dawn of Flame» и «The Black Flame»); Tachyon Publications, 1997 (полная восстановленная версия романа)
- «The New Adam» — Ziff-Davis, 1939
- «The Dark Other» — Fantasy Publishing Company, 1950
Сборники
- «Dawn of Flame — The Weinbaum Memorial Volume» — Conrad H. Ruppert, 1936
- «A Martian Odyssey and Others» — Fantasy Press, 1949
- «The Red Peri» — Fantasy Press, 1952
- «A Martian Odyssey and Other Classics of Science Fiction» — Lancer, 1962
- «A Martian Odyssey and Other Science Fiction Tales» — Hyperion Press, 1974
- «The Best of Stanley G. Weinbaum» — Ballantine, 1974
- «Lunaria and Other Poems» — Strange Co, 1988 — сборник стихотворений
- «Interplanetary Odysseys: The Collected Science Fiction and Fantasy of Stanley G. Weinbaum» — Leonaur Ltd, 2006
- «Other Earths: The Collected Science Fiction and Fantasy of Stanley G. Weinbaum» — Leonaur Ltd, 2006
- «Strange Genius: The Collected Science Fiction and Fantasy of Stanley G. Weinbaum» — Leonaur Ltd, 2006
- «The Black Heart: The Collected Science Fiction and Fantasy of Stanley G. Weinbaum» — Leonaur Ltd, 2006
Основные публикации на русском языке
В периодике и антологиях
- «Планета сомнений» — в антологии «Через солнечную сторону» (серия ЗФ) — М.: Мир, 1971, с. 295-329
- «Марсианская одиссея» — ж. «Искатель», 1974, № 6, с. 140-160; в антологии «И грянул гром...» (серия Б-ка совр. зар. ф-ки) — М.: Молодая Гвардия, 1976, с. 178-198
- «Безумная луна» — в антологии «Безумная луна» — Владивосток: Уссури, 1990, с. 35-54
- «Планета-паразит» — в антологии «Фата-Моргана», вып. 4 — Н. Новгород: ГИПП "Нижполиграф", Флокс, 1992, с. 28-55
- «Лотофаги» — в антологии «Фата-Моргана», вып. 4 — Н. Новгород: ГИПП "Нижполиграф", Флокс, 1992, с. 56-81
- «Миры «если»» — в антологии «Фата-Моргана», вып. 5 — Н. Новг.: Флокс, 1992, с. 464-478
- «Очки Пигмалиона» — в антологии «Девушка из золотого атома» — Минск: О-во "ЭксКИЗ", О-во "СВЛ Букс", 1993, с. 217-238
Отдельные книжные издания и собрания сочинений
- рассказ «Безумная луна» — Алма-Ата: Фонд социальных изобретений СССР, МЖК "Отрар", NВ-пресс (Книжка минутка. Зарубежная фантастика), 1990, 16 с.
- сборник «Чёрное пламя» — Пермь: Янус (Б-ка прикл. в.5), 1992, 384 с.
- сборник «Чёрное пламя» — М.: АСТ (Классика мировой фантастики), 2002, 685 с.
- роман «Чёрное пламя» — М.: Книжный Клуб Книговек, СПб.: Северо-Запад (Малая библиотека приключений), 2011, 352 с.
- сборник «Безумная луна» — Лаборатория Фантастики. СПб: Северо-Запад, 2012, 720 с. (клубное издание по предзаказу, вышло в апреле 2012[5])
- сборник «Новый Адам» — Лаборатория Фантастики. СПб: Северо-Запад (в работе, готовится к выходу)
Напишите отзыв о статье "Вейнбаум, Стенли"
Примечания
- ↑ «Reading Room», If, июнь 1974, стр. 158 (англ.)
- ↑ Блейлер, «Science-Fiction: The Gernsback Years», Kent State University Press, 1998, стр. 479 (англ.)
- ↑ «Books», F&SF, декабрь 1974, стр. 67 (англ.)
- ↑ [fantlab.ru/award80#c1325 Премия "The Cordwainer Smith Rediscovery Award"] на сайте Лаборатория фантастики
- ↑ [fantlab.ru/blogarticle18443 Первая книга Лаборатории Фантастики]
Ссылки
- [fantlab.ru/autor2690 Библиография на сайте Лаборатория Фантастики]
- [www.sf-encyclopedia.com/entry/weinbaum_stanley_g Стенли Вейнбаум в SFE] (англ.)
- [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=21478509 Страница Вейнбаума на мемориальном сайте Find a Grave] (англ.)
Отрывок, характеризующий Вейнбаум, Стенли
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
