Велижский уезд

Велижский уезд Герб уездного города Герб губернии Губерния Витебская губерния Центр Велиж Образован 1772 Площадь 4,4 тыс. км² Население 100,1 тыс. (1897)

Велижский уезд (рус. дореф. Велижскiй уҍздъ, белор. Веліжскі павет) — административная единица в составе Псковской и Полоцкой губерний, Полоцкого наместничества, Белорусской, Витебской губерний существовавшая в 1772—1927 годах. Центр — город Велиж.

География

Уезд располагался в восточной части Витебской губернии и занимал площадь 3940 верст².

Современное положение

В настоящее время территория уезда (в границах на 1917 год) входит в состав Велижского района Смоленской области, Куньинского и Усвятского районов Псковской области, Западнодвинского и Жарковского районов Тверской области России и Витебского района Витебской области Белоруссии.

История

Велижский уезд в составе Псковской губернии Российской империи был образован в 1772 году после 1-го раздела Речи Посполитой. В 1776 году уезд был передан в Полоцкую губернию (с 1778 — наместничество). В 1796 году уезд отошёл к Белорусской губернии, а в 1802 — к Витебской. В марте 1924 года, в связи с упразднением Витебской губернии, уезд был передан в Псковскую губернию. 1 августа 1927 года упразднён вместе с губернией.

Население

По данным переписи 1897 года в уезде проживало 100,1 тыс. чел. В том числе:

• белорусы — 85,7 %;
• евреи — 9,8 %;
• латыши — 2,5 %;
• русские — 1,3 %.

В уездном городе Велиже проживало 12 193 чел.

В 1926 году в уезде, уменьшившемся к тому времени по площади, проживало 128,2 тыс. чел.

Административное деление

В 1913 году в уезде было 13 волостей:

Барановская — д. Бараново, Будницкая — д. Будница, Вязменская — с. Крутое, Ильинская — д. Ильино, Казаковская — д. Казаково, Крестовская — д. Кресты, Маклоковская — д. Маклок,

Сертейская — д. Сертея, Узковская — д. Узкое, Усвятская — с. Усвяты, Усмынская — с. Усмынь, Церковищенская — с. Церковище, Чепельская — д. Чепли.

В 1926 году волостей было 6: Велижская, Ильинская, Крестовская, Селезневская, Усвятская, Усмынская.

Ссылки

• Велиж // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [starye-karty.litera-ru.ru/uezd/vit_karta-velizhskiy_uezd.html Старые карты Велижского уезда]

Отрывок, характеризующий Велижский уезд

– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.