Великанов, Михаил Дмитриевич

Михаил Дмитриевич Великанов
Дата рождения	8 января 1893(1893-01-08)
Место рождения	село Никольское, Сапожковский уезд, Рязанская губерния, Российская империя
Дата смерти	29 июля 1938(1938-07-29) (45 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя, СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1914 — 1917 1918 —1937
Звание
Командовал	Среднеазиатский военный округ, Забайкальский военный округ
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России
Награды и премии	орден Красного Знамени Азербайджанской ССР, орден Красного Знамени Армянской ССР

Михаи́л Дми́триевич Велика́нов (27 декабря 1892 [8 января 1893], село Никольское Сапожковского уезда Рязанской губернии —29 июля 1938, Москва) — советский военный деятель, командарм 2-го ранга (1937).

Молодые годы

Выходец из духовного звания — родился в семье псаломщика. Отличался стремлением к образованию, самостоятельно изучил два иностранных языка. Работал земским учителем в селе Екшур Рязанского уезда.

С началом Первой мировой войны призван в Российскую армию. В 1915 году окончил Псковскую школу прапорщиков. Воевал в составе 436-го Новоладожского пехотного полка в составе 12-й армии на Северном фронте. Воинское звание — подпоручик.

Гражданская война

В феврале 1918 года вступил в Красную армию и назначен командиром батальона. С июля 1918 года — командир 2-го Симбирского полка на Восточном фронте. С его именем связана одна из первых крупных побед Красной армии, которая нанесла поражение войскам Народной армии КОМУЧа и овладела Симбирском в октябре 1918 года.

С декабря 1918 года командовал бригадой, отличился при взятии Уральска в январе 1919 года. В феврале — марте 1919 года временно командовал легендарной 25-й стрелковой дивизией, когда её прежний начальник Василий Иванович Чапаев находился на учёбе в Военной академии РККА. В марте — апреле 1919 года командовал Уфимской группой войск. В апреле — июне 1919 года — командующий группой войск обороны Оренбурга, отличился при 70-дневной обороне города от войск Оренбургской армии генерала А. И. Дутова.

Летом 1919 года переброшен на Южный фронт против армии генерала А. И. Деникина и назначен начальником 20-й стрелковой дивизии. Там также проявил себя умелым командиром. В Егорлыкской операции в феврале 1920 года дивизия Великанова была оперативно подчинена командующему 1-й Конной армии С. М. Будённому и сыграла большую роль в разгроме противника. В дальнейшем участвовал в боевых действиях на Северном Кавказе, участвовал во взятии Дербента, Петровска, Темир-Хан-Шуры.

В мае 1920 года отличился в операции по захвату Азербайджана и ликвидации мусаватистского правительства, в январе — марте 1921 года — в советско-грузинской войне. Также принимал участие в боях с войсками дашнаков.

Послевоенное время

В 1922 году окончил Военно-академические курсы высшего комсостава РККА. Командовал стрелковой дивизией и стрелковым корпусом. С 1923 года — помощник командующего войсками Северо-Кавказского военного округа и Приволжского военного округа. Член РКП(б) с 1924 года. В 1928 году окончил курсы усовершенствования высшего комсостава при Военной академии имени М. В. Фрунзе. С 1928 года последовательно помощник командующего войсками Сибирского военного округа, Среднеазиатского военного округа, Московского военного округа. С 1930 года — вновь помощник командующего войсками Северо-Кавказского военного округа.

С декабря 1933 года — командующий войсками Среднеазиатского военного округа. В ноябре 1935 года присвоено персональное воинское звание комкор. С июня 1937 года — командующий войсками Забайкальского военного округа. 15 июня 1937 года Великанову присвоено воинское звание командарм 2-го ранга. Член Военного совета при Народном комиссаре обороны СССР (1934—1937).

Репрессии

28 ноября 1937 года снят с занимаемой должности, а 20 декабря — арестован. Был указан в списке из 138 военачальников РККА, подлежащих расстрелу по первой категории, направленному 26 июля 1938 года народным комиссаром внутренних дел СССР Н. И. Ежовым на имя И. В. Сталина и письменно санкционированному И. В. Сталиным и В. М. Молотовым. 29 июля 1938 года приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. Определением Военной коллегией Верховного суда СССР от 1 сентября 1956 года реабилитирован.

Награды

• Орден Красного Знамени (30.05.1920)
• Орден Красного Знамени Азербайджанской ССР (1921)
• Орден Красного Знамени Армянской ССР (28.10.1924)

Память

• Имя присвоено улице в Оренбурге
• Имя присвоено переулку в Ульяновске
• В 1967 году его имя получила улица Московского района г. Рязани.

Литература

• Черушев Н. С., Черушев Ю. Н. Расстрелянная элита РККА (командармы 1-го и 2-го рангов, комкоры, комдивы и им равные): 1937—1941. Биографический словарь. — М.: Кучково поле; Мегаполис, 2012. — С. 24-26. — 496 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-9950-0217-8.
• Вавилон — «Гражданская война в Северной Америке» / [под общ. ред. Н. В. Огаркова]. — М. : Военное изд-во М-ва обороны СССР, 1979. — 654 с. — (Советская военная энциклопедия : [в 8 т.] ; 1976—1980, т. 2).</span>

Отрывок, характеризующий Великанов, Михаил Дмитриевич

– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.