Великий князь Константин (минный транспорт)
«Вели́кий князь Константи́н» — минный транспорт (носитель минных катеров). Иногда можно встретить классификацию «пароход активной обороны» (характерно для документов того времени).
До и после войны — пассажирский пароход Русского общества пароходства и торговли (РОПиТ), который в период с 1877 по 1879 годы был переоборудован в военный корабль по проекту С. О. Макарова.
Во время Русско-турецкой войны 1877—1878 годов катерами этого минного транспорта впервые в истории было применено минно-торпедное оружие.
Назван в честь Константина Николаевича Романова (1827—1892), второго сына российского императора Николая I.
В документах того периода, особенно в отчетах и донесениях, пароход часто упоминается как «Константин» (хотя официального переименования этого парохода не было).
Содержание
- 1 Строительство судна
- 2 Спуск на воду и испытания
- 3 Служба в РОПиТ
- 4 Мобилизация на военную службу и переоборудование
- 5 Боевые действия
- 5.1 Минные операции корабля
- 5.1.1 30 апреля — 1 мая 1877. Атака яхты «Султание» на Батумском рейде
- 5.1.2 28-29 мая 1877. Атака броненосного корвета «Иджлалие» на рейде Сулина
- 5.1.3 11-12 августа 1877. Атака броненосца «Ассари-Шевкет» (или «Ассари-Тевфик») на Сухумском рейде
- 5.1.4 15-16 декабря 1877. Торпедная атака броненосцев на Батумском рейде
- 5.1.5 13-14 января 1878. Потопление канонерской лодки «Интибах» на Батумском рейде. Первая в истории успешная торпедная атака
- 5.1 Минные операции корабля
- 6 Дальнейшая судьба парохода «Великий князь Константин»
- 7 Другие суда и корабли с этим именем в Русском флоте
- 8 См. также
- 9 Примечания
- 10 Ссылки
Строительство судна
24 февраля 1857 года в Марселе был подписан контракт между РОПиТ и французским акционерным обществом «Форж э Шантье де ля Медитерране» (фр. Compagnie des Forges et Chantiers de la Méditerranée) на постройку четырёх железных пароходов («одного винтового в 350 сил, двух винтовых в 250 сил и одного колесного в 120 сил»): «Великий князь Константин», «Колхида», «Эльбрус» и «Керчь».
Проект был составлен инженером «Форж э Шантье де ля Медитерране» Делакруа. Контрактная стоимость постройки парохода «Великий князь Константин» составила 1,07 млн франков.
Строился пароход на верфи в городке Ла-Сейн (фр. la Seine), расположенном близь Тулона.
Церемония закладки состоялась 14 апреля 1857 года. На церемонии присутствовал сам великий князь Константин Николаевич, генерал-адмирал, главный начальник флота и Морского ведомства. В своём письме императору Александру II об этом событии он сообщал:«…после полудня отправились в маленький порт La Seyne, находящийся на здешнем рейде, в котором большая частная верфь, принадлежащая частной промышленной компании. Тут строится одна шхуна для Кавказа (прим. — винтовая шхуна „Псезуапе“, заказанная в январе 1857 года Военным министерством для Кавказского корпуса) и несколько пароходов для нашей Черноморской компании. Один из пароходов, который должен называться моим именем, я тут закладывал.»[2]
Спуск на воду и испытания
29 сентября 1857 года судно было спущено на воду.
9 октября испытали первые два котла давлением в 3,75 атмосфер. 15 октября успешно прошли испытания цилиндры паровой машины. В период между 1 и 15 ноября все четыре котла погрузили в корпус парохода и смонтировали.
30 декабря 1857 года состоялась проба на швартовах: машина работала плавно, без стука и при давлении пара в цилиндрах около 1 атм. давала 24-26 об/мин. По результатам швартовных испытаний пароход был допущен к первому выходу в море, который состоялся 2 января 1858 года. В ходе его «Великий князь Константин» развил скорость в 11 узлов.
Первые приёмные испытания, проходившие 13 января закончились неудачей — в цилиндры машины начала поступать вода вместо пара как только давление превысило 2 атмосферы. Повторные испытания состоялись 20 января. Пароход испытывался в течение четырёх с половиной часов. Котлы уверенно держали пар, и при 50-51 об/мин гребного винта средняя скорость составила почти 13 узлов. Измерения индикаторной мощности показали 1051 л.с. при расходе угля 4,99 кг на индикаторную лошадиную силу в час. В тот же день был подписан акт о приемке парохода от верфи. Это произошло почти на месяц раньше установленного контрактом срока.
В феврале производилась меблировка и доводка судна. К 22 февраля пароход был полностью готов.
23 февраля 1858 года под командой капитана 2 ранга Шкота «Великий князь Константин» вышел из Марселя в Россию. При попутном ветре под парусами на фок-мачте и работе машины при 52 об/мин судно в открытом море развивало ход, превышающий временами 14 узлов. Совершив по пути заходы в Мессину, Сиру и Стамбул, 14 марта пароход благополучно прибыл на одесский рейд, откуда вскоре вышел в свой первый почтово-пассажирский рейс на Яффу.
Служба в РОПиТ
В первые годы службы «Великий князь Константин» выполнял регулярные рейсы на Марсельской, Александрийской, Салоникской и Кавказской линиях и считался одним из лучших лайнеров РОПиТ. По размерам, комфортабельности, роскоши отделки и скорости среди черноморских судов с ним смог конкурировать только другой пароход Общества — «Император Александр II».
В первых рейсах «Великий князь Константин» продемонстрировал вполне приличные мореходные качества, однако при сильном волнении начинал принимать воду на палубу. Для ликвидации этого недостатка в 1859 году на пароходе был надстроен полубак.
В 1866 году, когда в русском торговом флоте ввели систему приписки гражданских судов к портам, «Великий князь Константин» под регистрационным номером 22 получил приписку к Одесскому торговому порту.
В 1871 году французскую паровую машину заменили на двухцилиндровую прямого действия, изготовленную английской фирмой «Дж. Пени энд Сонз» в Гринвиче. Новые механизмы были более надежны и экономичны, и, несмотря на уменьшение нарицательной мощности с 350 до 160 л. с., пароход тем не менее сохранил свои скоростные качества.
Мобилизация на военную службу и переоборудование
В сентябре-октябре 1876 года в ходе подготовки к войне с Турцией Морское ведомство взяло в аренду (в 1877 году были куплены) у РОПиТ 12 колёсных буксирных пароходов[2][3][4][5][6](«Батюшка», «Родимый», «Сестрица», «Крикун», «Болтун», «Братец», «Матушка», «Аккерман», «Дочка», «Внучек» (в других источниках[7] — «Опыт»), «Метеор», «Голубчик», относились к кораблям IV ранга) для несения сторожевой службы при обороне портов и минных заграждений. Также от РОПиТ Морское ведомство получило четыре[7] паровые винтовые шхуны — «Ворон», «Коршун», «Лебедь» и «Утка».
23 ноября главный командир Черноморского флота и портов Черного моря вице-адмирал Н. А. Аркас получил разрешение Александра II привлекать в состав флота также и крупные суда Общества, которые предназначались для ведения «активной обороны Чёрного моря».
Так, к службе были привлечены пять быстроходных пароходов: «Владимир», «Великий князь Константин», «Веста», «Аргонавт», «Россия», которые вместе с судами Черноморского флота «Ливадия», «Эриклик» и «Эльборус» служили для разведывательной службы и действий на неприятельских коммуникациях.
Высочайшее соизволение на приемку конкретно «Великого князя Константина» поступило 29 ноября. За его использование до начала боевых действий Общество получало «от казны» арендную плату в размере 400 рублей в сутки, а с момента объявления войны Морское ведомство начинало пользоваться судном безвозмездно.
8 декабря «Великий князь Константин» вернулся в Одессу из очередного рейса в Александрию и сразу же был отправлен в Севастополь. Там 14 декабря пароход приняла комиссия Морского ведомства, и он поступил под командование лейтенанта С. О. Макарова, назначенного на эту должность 13 декабря, который сразу же приступил к переоборудованию судна в соответствии со своими идеями.
Корпуса мобилизованных у РОПиТ пароход и шхун были недостаточно крепки для установки нарезных орудий (кроме более сильного парохода «Россия»), которые могли бы пробить броню броненосцев, поэтому на них были поставлены 152-мм нарезные мортиры сухопутного ведомства на береговых лафетах. При небольшом весе в 100 пудов они давали возможность вести огонь со значительного расстояния по палубам броненосцев и могли нанести им серьёзные повреждения.
В ходе переоборудования пароход получил на вооружение одну 6-дюймовую (152-мм) мортиру, две 9-фунтовых (107-мм), две 4-фунтовых (87-мм) и две 3-фунтовых (76-мм) нарезные пушки (по другим данным[1][8] — 1 152-мм мортира и 4 9-фунтовые пушки), а также шестовые мины. Главным оружием стали четыре паровых минных катера, поднимавшихся на борт парохода специально сконструированными шлюпбалками.
Катера было решено заказать заводу Берда в Санкт-Петербурге, или в крайнем случае использовать имеющиеся катера, снятые с «поповок» или других кораблей флота. В результате один катер был сделан по заказу, остальные — из числа тех, что оказались в данный момент под рукой. 26 декабря 1876 года приказом Макарова № 21 им были присвоены имена[8]:
- «Чесма» — построен на заводе Берда;
- «Синоп» — «промерный» (гидрографический) катер;
- «Наварин» — снят с яхты «Держава»;
- «Минер» (позже «Сухум») — снят со шхуны «Полярная звезда».
«Чесма» — единственный катер, имевший сносную мореходность и скорость до 12 узлов. Скорость других катеров не превышала 6 узлов, и использоваться они могли только в тихую погоду. Водоизмещение катеров было в среднем около 6 тонн, длина до 20 м. Их вооружение на начальном этапе состояло из буксируемых мин.
Имевшиеся мины конструкции Д. Гарвея оказались слишком тяжелы, и катера теряли до двух узлов хода. Тогда, по предложению Макарова, масса такой мины была несколько уменьшена, форма изменена на конусообразную, а для лучшего отхождения приделаны своеобразные ребра. Из-за них эта модернизированная мина получила название «крылатки», заряд состоял из 32 кг пироксилина[8].
Для доставки катеров в район боевых действий первоначально выделили пароход «Аргонавт», но «Великий князь Константин» сменил его в декабре 1876 года.
Скорость самого парохода на тот момент составляла 10 узлов[5].
Экипаж парохода состоял из 5 офицеров и 78 нижних чинов, включая 12 человек команды для катеров. Машинная команда комплектовалась Обществом[2].
Боевые действия
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Проверить нейтральность. На странице обсуждения должны быть подробности.
|
12 апреля 1877 года Россия объявила Турции войну.
Следует отметить, что к 1877 году Русский Черноморский флот многократно уступал флоту Османской империи. Это было связано с условиями Парижского мирного договора от 18 марта 1856 года, которым закончилась Крымская война 1853—1856 гг. Его отмены Россия добилась лишь 1871 году.
Одной из основных целей создания РОПиТ в 1856 году и был расчёт на возможность мобилизации и вооружения пароходов в случае начала военных действий.
В сложившихся условиях для вооруженных грузопассажирских пароходов (так называемых «пароходов активной обороны»), которые помимо двух «Поповок» (круглых броненосцев береговой обороны) и представляли основные силы флота, единственно возможной тактикой были крейсерские рейды против торгового флота противника и ночные минные рейды.
«Великий князь Константин» первым начал активные действия на Чёрном море, 18 апреля он вышел из Севастополя по направлению к кавказскому побережью с целью поиска и уничтожения коммерческих судов противника. Однако первая боевая операция окончилась безрезультатно. А 30 апреля провёл первую минную атаку (см.ниже)
8 июня «Великий князь Константин» в ходе очередного крейсерского рейда потопил турецкий торговый бриг «Османие» и три небольших парусных судна.
19 июля пароходы «Великий князь Константин» и «Эльборус» вышли из Одессы в раздельное крейсерство к анатолийскому берегу. 21 июля «Великий князь Константин» сжег четыре небольших коммерческих судна недалеко от Босфора — две шхуны и два торговых брига.
4 августа главным командиром Черноморского флота была получена телеграмма от полковника Шелковникова, в которой извещалось, что, следуя с отрядом в Абхазию, невозможно пройти Гагринское ущелье, так как там постоянно стоит турецкий броненосец. На помощь послан «Великий князь Константин», который 7 августа отвлек турецкий корабль от двигавшегося по горной дороге у Гагр отряда полковника Шелковникова. Пользуясь преимуществом в скорости, пароход в течение двух часов увлекал за собой противника и дал возможность отряду миновать опасное место и выйти из под обстрела с моря.
Также в ходе военных действий пароход перевозил войска с обозами, раненых, продовольствие, фураж, конвоировал невооруженные суда.
Минные операции корабля
Наибольший интерес представляют пять операций «Великого князя Константина» против судов турецкого военного флота, связанных с применением минных катеров. Именно в этом С. О. Макаров видел главное предназначение своего парохода способного, по его мнению, эффективно противостоять господству на море броненосных фрегатов и корветов противника.
30 апреля — 1 мая 1877. Атака яхты «Султание» на Батумском рейде
28 апреля «Великий князь Константин» вышел из Севастополя к Батуму. 30 апреля в 22 часа в семи милях от Батумского рейда на воду были спущены все четыре минных катера.
Подойдя к противнику, катер «Чесма» подвёл буксируемую мину под корму паровой колёсной яхты «Султание» («Sultanie»), которая медленно двигалась по рейду. Но взрыва не произошло — впоследствии это было объяснено неопытностью личного состава, который допустил обрыв проводов, соединяющих гальваническую батарею с миной (другая возможная причина — неисправность электрозапала).
Хотя катера были обнаружены турками и попали под ружейный обстрел, они без потерь в личном составе вернулись на минный транспорт.
3 мая «Великий князь Константин» возвратился в Севастополь.
28-29 мая 1877. Атака броненосного корвета «Иджлалие» на рейде Сулина
28 мая 1877 года «Великий князь Константин», взяв на буксир, помимо своих четырёх катеров, миноноски № 1 и № 2 — более быстроходные и мореходные, чем минные катера — вышел из Одессы и взял курс на Сулин.
Катерами и миноносками командовали[8]:
- «Чесма» — лейтенант И. М. Зацаренный;
- «Синоп» — лейтенант С. П. Писаревский;
- «Наварин» — лейтенант Ф. Ф. Вишневецкий;
- «Минер» — мичман В. Ф. Нельсон-Гирст;
- миноноска № 1 — лейтенант Л. П. Пущин;
- миноноска № 2 — лейтенант В. О. Рождественский.
Собственные катера были вооружены буксируемыми минами, миноноски — шестовыми.
Около часа ночи 29 мая катера вошли на сулинский рейд. «Синоп», «Наварин» и «Минер» отстали, а «Чесма» намотала на винт проводник своей буксируемой мины.
Около двух часов ночи миноноска № 2 попыталась атаковать броненосный корвет «Иджлалие» («Idschlalije») (часто не верно — «Иджалие»), но шестовая мина взорвалась, наткнувшись на боновое заграждение — турки начали защищать свои корабли импровизированными заграждениями из связанных между собой бревен и рыбацких сетей[2]
Миноноске № 1, которой командовал лейтенант Л. П. Пущин, удалось взорвать свою мину ближе к борту броненосца.
Подоспевшие тихоходные «Синоп», «Наварин» и «Минер» были отогнаны артиллерийским и ружейным огнём.
Миноноска № 1 пострадала от артиллерийско-ружейного огоня и затонула[9] (по другим сведениям[8] пострадала от взрыва собственной мины). Лейтенант Пущин и четыре матроса команды катера попали в турецкий плен, пятый, машинист Морозов, утонул[9].
Собственные катера и миноноска № 2 благополучно добрались до «Великого князя Константина» и вернулись в Одессу.
Из телеграммы главнокомандующего Черноморским флотом об этой операции:
«командир парохода Константин лейтенант Макаров, имея на буксире шесть паровых катеров, вооруженных минами, после полуночи двинулся от острова Феодониси к Сулину, ожидая встретить крейсерующие здесь, обыкновенно по ночам, турецкие броненосцы. Но как они оказались стоящими на Сулинском рейде, то пустил на них миноносные катера, которые открыли трех стоящих на якоре, а четвёртого на ходу. Лейтенант Рождественский смело бросился на одного из них, но его мина, повидимому, взорвались при ударе о бон, и броненосец мало пострадал. Тотчас же все неприятельские суда полным ходом двинулись по всем направлениям так, что остальные катера не успели уже подвести своих мин. Слышен был только второй взрыв с катера лейтенанта Пущина и затем сильная пушечная и ружейная стрельба. Командир Константина, желая подойти ближе к берегу, чтобы во-время подхватить катера, вследствие течения и темноты стал на мель, но вскоре снялся и за ним погнался и стрелял броненосец, который, однако ж, скоро поворотил к устью Сулина, а Константин, вернувшись к катерам, принял их за исключением катера Пущина, которого поджидал до восьми часов утра и возвратился в Одессу. К крайнему сожалению, пароход Аргонавт, посланный отыскивать катера, пройдя у устьев Дуная и у острова Феодониси, возвратился, не открыв следа, от генерала Веревкина сведений также не получено. Вред, нанесенный неприятелю взрывом наших (мин), вероятно, не замедлит обнаружиться, а пока позволяю себе повторить только о смелых действиях командира парохода Константин лейтенанта Макарова и командира минного катера лейтенанта Рождественского с его командою и засвидетельствовать перед вашим величеством об особенно отличившихся по донесению командира и во второй раз выказавших при нападении на неприятеля отвагу и распорядительность лейтенантов: Давыдова и Писаревского и старшем вольном механике Павловском, который во время погони при отличном управлении машиной, содержимой всегда в блестящем порядке, дал возможность Константину выйти из-под выстрелов неприятеля. Вообще все остальные офицеры и команда, бывшая на катерах (в) числе 17 человек, держали себя, как герои, хотя, к сожалению, им не представилось возможности выказать себя на деле уничтожением всех встреченных ими неприятельских судов, которые, как оказывается теперь, принимают весьма сильные средства для ограждения себя от нападений»[10]
Русские, а позже советские авторы утверждали, что «Иджлалие» «был поврежден настолько основательно, что вышел из строя на все время войны»[9], но и турецкая сторона и современные историки флота отрицают какие-либо повреждения данного корабля[2][11].
По этому поводу следует заметить, что и газеты времён войны и более поздние русские и советские публицисты были склонны преувеличивать успех в целях пропаганды и поднятия боевого духа. Поэтому если команды катеров и парохода видели взрыв и С. О. Макаров в донесении указывал о взрыве около вражеского корабля, то журналисты домысливали о повреждениях, тяжелых повреждениях или даже о потоплении цели, и далее эти газетные сообщения транслировались без должной проверки в том числе и в исторические издания. На деле же взрыв мог происходить настолько далеко от борта судна, что того только обливало водой.
За эту операцию С. О. Макаров получил Орден Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом[12]. А миноноска № 2 была переименована в «Сулин»[8].
11-12 августа 1877. Атака броненосца «Ассари-Шевкет» (или «Ассари-Тевфик») на Сухумском рейде
10 августа 1877 года «Великий князь Константин» вернулся из похода по поддержке отряда полковника Б. М. Шелковникова в Гагринском ущелье в Новороссийск (операция 7 августа — см.выше). Позволив сделать лишь кратковременный необходимый отдых, в тот же день С. О. Макаров повёл свой корабль по направлению к Сухуму, который был занят турецким десантом, поддерживаемым огнём кораблей, стоящих в бухте Сухум-Кале. Ещё одна причина, по которой необходимо было спешить — в ночь с 11 на 12 августа ожидалось лунное затмение — самое подходящее время для скрытной атаки.
К Сухуму «Великий князь Константин» подошел 11 августа, в 22 часа на расстоянии шести миль от берега были спущены на воду минные катера. Стоящий в бухте вражеский броненосец находился за боновым заграждением — турки начали защищать якорные стоянки своих кораблей. «Синоп» с помощью мины подорвал заграждение, «Наварин» и «Минер» проникли за бон и взорвали свои мины в непосредственной близости от борта броненосца, в результате чего он получил пробоину, но остался на плаву и не понёс потерь в личном составе.
По донесению полковника Б. М. Шелковникова, турки три дня ремонтировали корабль, а затем на буксире отправили его в Батум. По донесению же англичанина Гоббарта-паши, служившего в турецком флоте адмиралом, «Ассари Шевкет» никаких повреждений не получил[13]. .
Набег в ночь на 12 августа — первая морская операция русских минных катеров, в ходе которой удалось причинить реальный, хоть и небольшой, урон кораблю противника.
После этой атаки катер «Минёр» переименовали в «Сухум» (иногда в документах того времени фигурирует как «Сухум-Кале»).
В историографии возникает некоторая путаница в идентификации броненосца, атакованного в ночь с 11 на 12 августа. Так, Макаров в своём донесении указывал:
…Катера подошли к рейду, как только началось затмение, вошли на рейд, освещенный пожаром госпиталя и большими кострами. На рейде нашли только одного броненосца типа Шевкет. Лейтенант Зацаренный послал все катера в атаку к правому борту броненосца…[10]
(следует отметить, что «типа Шевкет» было два броненосца — «Ассари-Шевкет» и «Неджми-Шевкет»)
Далее везде, во всех русских и советских источниках как жертва атаки упоминается «Ассари-Шевкет». В том числе в названии картины Айвазовского, который всегда стремился к документальной точности своих полотен.
Но современные исследователи[2] указывают броненосный корвет (барбетно-батарейный броненосец) «Ассари-Тевфик».
15-16 декабря 1877. Торпедная атака броненосцев на Батумском рейде
Буксируемые и шестовые мины показали низкую эффективность, и осенью Макаров добился получения новейшего на тот момент оружия — четыре самодвижущиеся мины (торпеды) Уайтхеда, партия которых была приобретена Морским ведомством незадолго до войны. Хотя руководство Черноморского флота вначале отказывалось предоставить это оружие в его распоряжение, ссылаясь на высокую стоимость мин.
Самодвижущимися минами Уайтхеда были оснащены два лучших катера. На «Чесме» торпеда располагалась в деревянной трубе под килем, на «Синоп» был предусмотрен плотик, который буксировался за катером, а во время атаки подтягивался к борту. Наводка осуществлялась поворотом корпуса катера.
Поздно вечером 15 декабря 1877 год «Великий князь Константин» подошел к Батуму. После полуночи катера проникли на рейд. В темноте моряки приняли мачты трех броненосцев, расположенных носом в сторону моря, за трехмачтовое судно, стоящее к ним лагом, и произвели торпедную атаку. Торпеды прошли между фрегатом «Махмудие» («Mahmudije») и корветом «Ассари-Тевфик», который к тому времени был уже отремонтирован. Одна из мин, пройдя мимо кораблей, выскочила на берег, вторая, вероятно, задела якорную цепь, её зарядное отделение отломилось и взорвалось от удара о грунт, не причинив турецким кораблям вреда. Лишенная головной части, она также выскочила на берег. Утром обе они были найдены турками.
13-14 января 1878. Потопление канонерской лодки «Интибах» на Батумском рейде. Первая в истории успешная торпедная атака
Вторая попытка применения самодвижущихся мин состоялась 13 января 1878 года.
Подробное описание этого боевого эпизода содержится в рапорте главного командира Черноморского флота и портов генерал-адъютанта Н. А. Аркаса управляющему Морским министерством[14].
«Великий князь Константин» снова подошел к Батуму и в 23 часа спустил катера «Чесма» и «Синоп», которыми командовали лейтенанты Зацаренный и Шешинский. На рейде стояло несколько кораблей противника, в том числе три броненосца. Но, так как порт хорошо освещался луной, объектом для атаки был выбран ближайший к катерам и стоящий отдельно «двухмачтовый винтовой пароход».
Из рапорта С. О. Макарова:"Катера приблизились, не будучи замечены, на тридцать или сорок сажен[15], пустили одновременно свои самодвижущиеся мины. Мина Зацаренного ударилась у грот-мачты, а мина Шешинского — немного правее. Обе взорвались одновременно. Слышен был сильный взрыв… Пароход лег на правую сторону и быстро пошел на дно с большей частью своего экипажа… "[16]
Каждая торпеда Уйтхеда несла 27 кг пироксилина[17]. Два взрыва почти полностью разрушили борт судна, оно мгновенно затонуло, из 35 членов команды погибли 23 моряка.
Катера же, оставив плотик и сбросив подкильную трубу[16], благополучно вернулись на свой транспорт.
Это была первая в мировой истории успешная боевая торпедная атака.
Корабль, который потопили русские катера — «Интибах» («Intibah») — головная в серии из трех небольших винтовых канонерских лодок («Интибах», «Мюйдересан», «Зивери Дерия»). Спущена на воду в Стамбуле в 1867 году, водоизмещение 163 тонны, длина 40,4 м, ширина 6,7 м, осадка 3,2 м, деревянный корпус, вооружение: 2 — 102-мм, 1 — 57-мм пушка (первоначально, до войны — 4 гладкоствольных 18-фунтовых пушки), одноцилиндровая паровая машина, скорость хода 8-9 узлов. Эти канонерские лодки отличались плохой мореходностью и неудовлетворительной прочностью корпусов. К началу войны они окончательно устарели, имели ограниченное боевое значение и использовались в основном в качестве посыльных или дозорных.
В отечественной литературе можно встретить явно завышенные данные по этому кораблю — водоизмещение часто указывается в 700 тонн, класс относят к сторожевому кораблю, авизо или называют «большим вооруженным пароходом». Ошибка в водоизмещение, возможно, возникла из данных ТТХ минного заградителя «Интибах» периода Первой мировой войны — 600—800 тонн[18], и далее транслировалась без проверки.
Несмотря на то, что материальный ущерб, нанесенный турецкому флоту действиями минных катеров оказался невелик — за пять рейдов незначительно поврежден один броненосец и потоплена устаревшая канонерская лодка — моральный эффект был значительным и поднимал боевой дух на других кораблях Черноморского флота. Кроме того, ночные набеги держали турецкий флот в постоянном напряжении и сковывали его и без того малоинициативные действия.
Причины неудач объясняются несовершенством минного оружия и его носителей и примитивной тактикой действий, заключавшейся в подкрадывании тихоходных катеров к якорным стоянкам судов противника, защитить которые было сравнительно легко. Но необходимо сделать поправку на то, что это был первый опыт применения подобного боевых средств, период отработки тактики и технического совершенствования торпедного оружия.
Атака «Интибаха» оказалась последней морской операцией в войне — через пять дней стороны заключили перемирие, а ещё через месяц, 19 февраля, был подписан выгодный для России Сан-Стефанский мирный договор.
В ходе этой кампании С. О. Макаров получил сначала чин капитан-лейтенанта (в сентябре 1877 года), а позже (9 января 1878 года) — капитана 2-го ранга и почетное звание флигель-адъютанта свиты его императорского величества. Также он получил награды: золотую саблю с надписью «За храбрость», Орден Святого Владимира 4-й степени и Орден Святого Георгия 4-й степени. Успехи Степана Осиповича выдвинули его в число лучших молодых офицеров флота[19].
Дальнейшая судьба парохода «Великий князь Константин»
После войны «Великий князь Константин» более полутора лет оставался в распоряжении Морского ведомства. Приказ о возвращении судна владельцу поступил 21 августа 1879. 22 августа «Великий князь Константин» прибыл в Николаев. С него демонтировали вооружение и сдали в Николаевский арсенал на хранение.
18 сентября пароход передали РОПиТ и он вернулось к своим привычным рейсам.
В 1887 году, после тридцати лет службы, пароход вывели в резерв. К этому году он уже был снят с пассажирских линий и выполнял лишь грузовые каботажные рейсы. Судно требовало капитального ремонта — верхняя палуба и фальшборт были изъедены коррозией и нуждались в замене, необходимо было устранить многочисленные повреждения набора и обшивки, котлы были совершенно изношенны.
Несмотря на то, что Севастопольское адмиралтейство РОПиТ уже изготовило для парохода котлы, правление Общества решило ремонт не производить, поскольку судно уже не соответствовало современным требованиям — его машина расходовала 100 кг угля на милю, в то время как современные пароходы тратили вдвое меньше (56 кг на милю для парохода «Луч») и имели втрое большую грузоподъёмность. Дальнейшая эксплуатация «Великий князь Константин» была бы недопустимо расточительной.
Изготовленные для «Великого князя Константина» котлы пошли на замену котлов парохода «Митридат», а само судно в 1889 году переделали в блокшив и отвели на буксире в Батум, где он служил при представительстве РОПиТ. В 1896 году его, как пришедший в «весьма ветхое состояние и страдавший хронической водотечностью», заменили блокшивом «Юнона» и отбуксировали в Севастополь.
В этом же, 1896 году, «Великий князь Константин» был продан с торгов на лом.
Другие суда и корабли с этим именем в Русском флоте
- 120-пушечный линейный корабль. Заложен 7 мая 1850 года на стапеле Николаевского адмиралтейства. Спущен на воду 29 сентября 1852 года. Проект инженера С. И. Чернявского[20].
- «Великий князь Константин II». Грузопассаржирский пароход. Построен в 1890 году по заказу РОПиТ в Англии. Совершив всего два рейса по Чёрному морю, судно разбилось на камнях в феврале 1891 года.
- «Великий князь Константин III». Грузопассаржирский пароход РОПиТ, построен в 1892 году по чертежам погибшего парохода «Великий князь Константин II», но в отличие от него, имел двойное дно (вместимость 1914.7 брт, длина 90.6 м, ширина 11.3 м, осадка 4.6 м, скорость 12 узлов, брал 427 пассажиров). Капитально отремонтирован в 1910 году. В июле 1914 года мобилизован, переоборудован в минный заградитель и зачислен в состав Черноморского флота под именем «Константин» (2500 т, 2200 л. с., 13 узлов, 200 мин), название сократили для удобства сигналопроизводства, исключив титул. В 1917 году переименован в «Бестужев». В мае 1918 года захвачен германскими войсками, в ноябре 1918 — белогвардейцами, а в декабре 1918 — англо-французскими интервентами. С июня 1919 года входил в состав белогвардейского флота (находился в резерве) и в 1920 году уведен врангелевцами за границу. Прибыл в Бизерту 23 декабря 1920 года[21]. Передан эмигрантскому РОПиТ в 1921 году. Эксплуатировался до 1928 года, после чего был сдан на слом.
- «Константин». Грузопассаржирский пароход английской постройки. В начале Первой мировой войны — посыльное судно «Хопёр» (1100 т, 710 л. с., 10,5 узла). 11 мая 1916 года зачислен в класс минных заградителей.
- «Константин». Эскадренный миноносец. Заложен на Русско-Балтийском заводе 24 ноября[22] (по другим данным — в декабре[23]) 1913 года. Погиб в Копорском заливе в конце 1919 года[24].
См. также
- Русско-турецкая война (1877—1878)
- Черноморский флот Российской империи
- РОПиТ
- Макаров, Степан Осипович
- Торпеда
Напишите отзыв о статье "Великий князь Константин (минный транспорт)"
Примечания
- ↑ 1 2 Моделист-Конструктор 12.85, [commi.narod.ru/bmc/mk1ka/ka27.htm Морская коллекция № 27 серии «Корабли береговой обороны и катера»]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.navycollection.narod.ru/ships/Russia/Auxillaries/Velikiy_Knyaz_Konstantin/history1.html В. В. Яровой «Пароход „Великий князь Константин“», 2001. «Гангут» № 27/2001]
- ↑ [www.morved.jino-net.ru/ships/1856-1892/parohodi1856.html Пароходы (1.01.1856 — 1.02.1892)]
- ↑ [www.morved.jino-net.ru/tth/096.html Буксирные пароходы полученные от РОПиТа]
- ↑ 1 2 [keu-ocr.narod.ru/Cruisers/chap03.html В. Я. Крестьянинов «Крейсера Российского Императорского флота»]
- ↑ [militera.lib.ru/h/wilson_h/app.html Х. Вильсон «Броненосцы в бою» (примечания). Москва. Изографус. ЭКСМО. 2003]
- ↑ 1 2 [tsushima.borda.ru/?1-14-0-00000017-000-0-0-1215058510 Цусимские форумы]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.navycollection.narod.ru/ships/Russia/Auxillaries/Velikiy_Knyaz_Konstantin/history2.html Минные катера на Дунае и Чёрном море (к 120-летию окончания русско-турецкой войны 1877—1878 годов). Атакуют катера парохода «Великий князь Константин». Н. Н. Афонин, «Гангут» № 17]
- ↑ 1 2 3 [lib.ru/PRIKL/OSTROWSKIJ_B_G/admiral_makarov.txt Б. Г. Островский. «Адмирал Макаров». Военное-издательство МО СССР. Москва. 1954]
- ↑ 1 2 [militera.lib.ru/docs/da/minnoe_oruzhie/05.html Развитие минного оружия в русском флоте. Документы. — М.: Военмориздат ВММ СССР, 1951.]
- ↑ [www.promacedonia.org/rtv/rtv_8.html А. Широкорад «Русско-Турецкие войны 1676—1918 г.». Минск. Аст. 2000. Часть X «Война 1877—1878 годов» (с. 500—585). Глава 8 «Боевые действия на Чёрном море»] со ссылкой на Лангензипен Б., Гулерюз А. «Оттоманский паровой военный флот 1828—1923». Лондон, 1995
- ↑ [www.shipkaz.ru/index.php?int=189 Сборник рассказов о героях Шипки]
- ↑ [www.promacedonia.org/rtv/rtv_8.html А. Широкорад «Русско-Турецкие войны 1676—1918 г.». Минск. Аст. 2000. Часть X «Война 1877—1878 годов» (с. 500—585). Глава 8 «Боевые действия на Чёрном море»]
- ↑ Н. А. Аркас. [vivaldi.nlr.ru/pm000020463/view#page=314 Извлечение из рапорта… управляющему морским министерством] // Иллюстрированная хроника войны. Приложение к «Всемирной иллюстрации» : журнал. — 1878. — № 88. — С. 321—322.
- ↑ 64—85 м
- ↑ 1 2 [flot.parus.ru/arms0002.htm статья «Торпеды Российского флота (Первая русская торпеда)» на сайте «Российский Императорский флот в Первой мировой войне»]
- ↑ [flot.parus.ru/arms0003.htm статья «Торпеды Российского флота (Роберт Уайтхед предлагает свои торпеды)» на сайте «Российский Императорский флот в Первой мировой войне»]
- ↑ [warships2007.narod.ru/turkish1901-1920.htm Флот Османской Империи 1901—1920]
- ↑ [www.hrono.ru/biograf/makarov.html Макаров Степан Осипович. Биографический указатель на сайте «Хронос»]
- ↑ История отечественного судостроения. Под редакцией И. Д. Спасского. 1994. Санкт-Петербург. «Судостроение». Том I. стр.392
- ↑ [www.sweeta.ru/books/sheep.html А. А. Ширинская-Манштейн «Бизерта. Последняя стоянка». СПб. Фонд «Отечество». 2006]
- ↑ История отечественного судостроения. Под редакцией И. Д. Спасского. 1995. Санкт-Петербург. «Судостроение». Том III. стр.196
- ↑ История отечественного судостроения. Под редакцией И. Д. Спасского. 1995. Санкт-Петербург. «Судостроение». Том III. стр.421
- ↑ История отечественного судостроения. Под редакцией И. Д. Спасского. 1995. Санкт-Петербург. «Судостроение». Том III. стр.493
Ссылки
- [www.navycollection.narod.ru/ships/Russia/Auxillaries/Velikiy_Knyaz_Konstantin/history1.html В. В. Яровой «Пароход „Великий князь Константин“», 2001. «Гангут» № 27/2001] (основной материал)
- [flot.parus.ru/arms0002.htm статья «Торпеды Российского флота» на сайте «Российский Императорский флот в Первой мировой войне»]
- [www.navycollection.narod.ru/ships/Russia/Auxillaries/Velikiy_Knyaz_Konstantin/history2.html Минные катера на Дунае и Чёрном море (к 120-летию окончания русско-турецкой войны 1877—1878 годов). Атакуют катера парохода «Великий князь Константин». Н. Н. Афонин, «Гангут» № 17] (подробные данные о техническом устройстве минных катеров и история их применения)
- [militera.lib.ru/docs/da/minnoe_oruzhie/index.html Развитие минного оружия в русском флоте. Документы. — Москва. Военмориздат ВММ СССР. 1951]
- [www.proza.ru/2006/01/12-91 «Первая торпедная атака на батумском рейде». Кронштадтский Вестник № 10 от 22 января (3 февраля) 1878 года]
- [www.navy.ru/publications/books/shelf/arens/9.htm Е. Аренсъ. Роль флота в войну 1877—1878 гг. С.-ПЕТЕРБУРГЪ. Типографія Главнаго Управленія Удѣловъ, Моховая, 40. 1903. Глава «Турецкій флотъ и русскіе пароходы активной обороны»]
- [www.promacedonia.org/rtv/rtv_8.html А. Широкорад «Русско-Турецкие войны 1676—1918 г.». Минск. Аст. 2000. Часть X «Война 1877—1878 годов» (с. 500—585). Глава 8 «Боевые действия на Чёрном море»]
- [keu-ocr.narod.ru/Cruisers/chap03.html В. Я. Крестьянинов «Крейсера Российского Императорского флота»]
- [www.navycollection.narod.ru/ships/Russia/Auxillaries/Velikiy_Knyaz_Konstantin/main.html Пароход «Великий князь Константин» на сайте «Военно-Морская коллекция» (иллюстрации, схематические чертежи)]
- Моделист-Конструктор 12.85, [commi.narod.ru/bmc/index.htm Морская коллекция № 27 серии «Корабли береговой обороны и катера»]
- [lib.ru/PRIKL/OSTROWSKIJ_B_G/admiral_makarov.txt Б. Г. Островский. «Адмирал Макаров». Военное-издательство МО СССР. Москва. 1954]
- [www.shipkaz.ru/index.php?int=189 Сборник рассказов о героях Шипки]
- [militera.lib.ru/h/zolotarev_kozlov2/10.html Золотарев В. А., Козлов И. А. Три столетия Российского флота, XIX — начало XX века. — М.: ACT; СПб.: Полигон, 2004]
- [www.warconflict.ru/rus/new/?action=shwprd&id=390 А. Е. Семёнов. «Дополнение к таблице „Краткие сведения о русских морских сражениях за два столетия 1656—1856“»]
- [voland983.narod.ru/raznstat/rt77-78.htm Победы, подвиги и путаница]
- [rus-mon.narod.ru/bio/makarov.html Степан Осипович Макаров на сайте «Русская Монархия»]
- Великий князь Константин — статья из Большой советской энциклопедии.
- В.Дыгало. «Откуда и что на флоте пошло». Москва. «Прогресс», «Пангея». 1993. с.27-28
данные по турецким кораблям, упомянутым в статье:
- [www.battleships.spb.ru/0691/assari-tevfik.html Турецкий барбетно-батарейный броненосец «Ассари-Тевфик» на сайте Боевые корабли мира]
- [tsushima.borda.ru/?1-14-0-00000009-000-40-0 Цусимские форумы. Состав турецкого флота, ТТХ кораблей 1877—1880]
- [tsushima.su/forums/viewtopic.php?id=611 Цусимские форумы. Турецкие Броненосцы]
- [warships2007.narod.ru/turkish1825-1900.htm Флот Османской Империи 1825—1900]
к разделу «Другие суда и корабли с этим именем в Русском флоте»:
- Моделист-Конструктор 5.89, [commi.narod.ru/bmc/mk1th/th3.htm Морская коллекция № 3 серии «Минно-тральные корабли»]
- [rosimperfleet.narod.ru/chf/mz_ch.html Минные заградители ЧФ] информация о «Великий князь Константин II»
- [www.odin.tc/books/steam/I.asp Пароходы России]
 |
Даты в этой статье приведены по юлианскому календарю. |
|
Портал «Морской портал» |
|---|---|
|
Проект «Адмиралтейство» |
|
||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Великий князь Константин (минный транспорт)
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.
Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.
Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.
На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.
В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
