Великий вторник
Вели́кий (Страстно́й) вто́рник — вторник Страстной недели, в который вспоминается проповедь Иисуса Христа в Иерусалимском Храме.
Содержание
Евангельский рассказ
Во вторник утром Иисус пришёл из Вифании в Иерусалим и учил народ. В этот день им было рассказано ученикам о втором пришествии (Мф. 24), притча о десяти девах (Мф. 25:1-13), притча о талантах (Мф. 25:14-30). Первосвященники и старейшины искушали его вопросами (Мк. 11:27-33), хотели арестовать его, но боялись сделать это открыто из-за народа, который почитал Иисуса за пророка (Мф. 21:46), восхищался его учением (Мк. 11:18) и внимательно слушал его (Мк. 12:37).
Богослужение
Православная церковь
Утреня
Утреня совершается по чину великопостной, то есть после шестопсалмия поётся Аллилуйя со стихами. Затем троекратно исполняется особый тропарь первых трёх дней Страстной седмицы «Се Жених грядет в полунощи»:
|
Этот тропарь, являясь реминисценцией притчи о десяти девах, напоминает верующим о Страшном суде и призывает их к духовному бодрствованию. Во время пения тропаря совершается по обычаю (отсутствующему в Типиконе) полное каждение храма и молящихся.
После чтения рядовой кафизмы из Псалтири молящимся предлагается евангельский рассказ об ответах Иисуса на искусительные вопросы иродиан (о выплате подати кесарю), саддукеев (о воскресении мёртвых) и фарисеев (о наибольшей заповеди в Законе), а также о последующем обличении Иисусом фарисеев и книжников (семикратное «горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры!») (зачало 90: Мф. 22:15—23:39).
Канон утрени Великого вторника представляет собой двупеснец (то есть содержит только две песни из девяти возможных: восьмую и девятую) Космы Маюмского. После девятой песни канона троекратно поётся ексапостиларий (светилен) первых четырёх дней Страстной седмицы: «Чертог Твой вижду, Спасе мой» (реминисценция притчи о брачном пире).
Чертог Твой вижду Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь: просвети одеяние души моея Светодавче, и спаси мя.
ПереводВижу Твой украшенный (брачный) чертог, Спаситель, но не имею (достойной) одежды, чтобы войти в него. Просвети одежды души моей, Дарующий свет, и спаси меня.
Упоминаемый в ексапостиларии чертог представляет собой, по мнению толкователей, горницу Тайной вечери, и молящимся предлагается, таким образом, задуматься о том, насколько достойны они быть свидетелями и участниками событий Страстной седмицы. Уставом предусмотрено, что это важный ексапостиларий должен исполняться канонархом посреди храма со свечой в руках, а молящиеся совершают земной поклон.
Часы
В Великий вторник (как и Великие понедельник и среду) часы совершаются по образцу великопостных — с земными поклонами на тропарях каждого часа и на молитве Ефрема Сирина. Особенностью часов этих трёх дней являются:
- Чтение Евангелия на каждом часе. Типиконом предлагается прочесть за эти три дня четыре Евангелия полностью (за исключением повествования о Страстях Христовых). В современной приходской практике чтение Евангелия на часах начинается гораздо раньше — на второй седмице Великого поста, так что в Великий вторник читается уже Евангелие от Иоанна.
- На шестом часе читается не Книга пророка Исайи (как в будние дни шести предыдущих седмиц), а первые главы пророка Иезекииля. В Великий вторник прочитывается отрывок Иез. 1:21-28 — видения славы Божией в образе таинственного огнезрачного Сидящего на сапфировом троне поверх кристалловидного свода.
Литургия
Совершается литургия преждеосвященных даров. В качестве паремий предлагаются:
Обе паремии говорят о скорбях и испытаниях для верных, а также готовят молящихся к мысли о грядущих страданиях Христа. Традиция чтения книги Иова для назидания и утверждения верных прослеживается в Церкви вплоть до апостольских времён, на неё указывает ещё апостол Иаков в Соборном послании (Иак. 5:11). Книга Исход, рассказывающая об истории ветхозаветной Пасхи, напрямую предображает события новозаветной Пасхи.
Затем читается Евангелие о втором пришествии, притчи о десяти девах, талантах и о Страшном суде (зачало 102: Мф. 24:36—26:2). Стихиры на «Господи, воззвах» (они же поются на утрене «на хвалитех» и «на стиховне») призывают молящихся применить к себе содержание этих притч и воспринять их как урок для себя. Наиболее известны первая и последняя из этих стихир:
|
В конце службы читается особый отпуст: «Грядый Господь на вольную страсть нашего ради спасения, Христос, истинный Бог наш, молитвами Пречистыя Своея Матере, святых славных и всехвальных апостол, святых праведных Богоотец Иоакима и Анны и всех святых…».
Католическая церковь
Первое чтение Литургии слова — пророчество о Мессии из книги Исайи (Ис. 49:1-6), евангельское чтение этого дня (Ин. 13:21-33, 36-38) повествует о предательстве Иуды и предсказании об отречении Петра. Утром в Великий вторник обычно проводится месса освящения мира и благословения елея (Missa Chrismatis) в тех случаях, когда по пастырским соображениям она не может служиться в Великий четверг.
В амвросианском обряде на мессе читается (как до, так и после литургических реформ Павла VI) отрывок Ин. 11:47-54 (первосвященники планируют арестовать и убить Иисуса)[2].
Древневосточные церкви
В западно-сирском, восточно-сирийском, коптском, армянском обрядах богослужение Великой среды, как и предшествующих Великих понедельника и вторника, характеризуется обилием библейских чтений. Так в восточно-сирском обряде в Великий вторник читаются Быт. 37:23-36 (братья продают Иосифа в Египет), Нав. 22:30-33 (уходящие за Иордан колена Рувима, Гада и пол-колена Манассии благословляются Финеесом). Армянская церковь, подчёркивая особый траурный характер Великой вторника, как и двух обрамляющих его дней, не совершает литургии. В западно- и восточно-сирских обрядах в эти три дня служится литургия преждеосвященных даров[2].
Напишите отзыв о статье "Великий вторник"
Примечания
- ↑ В греческих Церквах последние слова тропаря переменны: «Предстательствы бесплотных спаси нас» (в понедельник), «Молитвами святаго (имя храмового святого) спаси нас» (во вторник), «Богородицею помилуй нас» (в среду)
- ↑ 1 2 [www.pravenc.ru/text/150085.html#part_6 Великие понедельник, вторник, среда] // Православная энциклопедия
Источники
- Богослужение православной церкви (репринтное издание 1912 года). — М.: Даръ, 2005. — С. 367.
- [www.sanarka.ru/index.php?name=News&op=article&sid=25 Великий Вторник Страстной седьмицы Великого поста]
- [days.pravoslavie.ru/rubrics/canon404.htm?id=404 Песнопения и чтения Триоди постной в Великий вторник] на сайте Православие.Ru
- [www.pravenc.ru/text/150085.html#part_6 Великие понедельник, вторник, среда] // Православная энциклопедия
| ||||||
Отрывок, характеризующий Великий вторник
пропел Морель, подмигивая глазом.Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
