Великий магистр артиллерии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Великий магистр артиллерии (фр. grand maître de l'artillerie) — один из высших чинов короны Франции в XVI — XVIII веках. Соответствовал чину генерал-фельдцейхмейстера в армиях германских государств и Российской империи.





История должности

Должность магистра артиллерии появилась в 1291, когда Филипп IV Красивый назначил Гильома де Дурдана магистром артиллерии Лувра. В XIII веке термином артиллерия обозначались метательные машины, которые, как и прочие технические приспособления, находились в ведении великого магистра арбалетчиков. В XIV столетии на вооружение были приняты огнестрельные орудия, доказавшие свою эффективность во время войны Сен-Сардо, и в 1344 11-й преемник Дурдана Жан де Лион уже именовался высшим магистром (souverain maître); его сын Миле де Лион носил звание главного магистра и смотрителя артиллерии короля (maître général et visiteur de l'attillerie du rois) в 1378, а 18-й преемник Миле де Лиона Жан Шолле в 1477 получил должность верховного магистра артиллерии Франции (maître en chef de l'attillerie de France)[1].

Пост великого магистра арбалетчиков оставался вакантным с 1463, а в 1515 Франциск I создал должность великого магистра артиллерии, которому в 1534 были подчинены и остатки корпуса арбалетчиков. В 1601 Генрих IV специально для Сюлли, проводившего масштабную реформу, учредил титул великого магистра и главного капитана артиллерии Франции (grand maître et capitaine général de l'artillerie de France). Ведомство великого магистра было в 1572 переведено из Лувра в парижский арсенал, и состояло из бальи, главного заместителя, прокурора короля и секретаря. С 1552 по 1636 была создана централизованная система управления, состоявшая из сюринтенданта пороха и селитры, главного комиссара и провинциальных заместителей. Все эти должности были упразднены в 1703[2].

В обязанности великого магистра входили инспекция артиллерии и производства пороха, а также верховное руководство всеми военными работами, как на маршах, так и при осадах. Если город был взят при помощи артиллерии, то все церковные колокола, утварь и инструменты из меди или другого металла являлись законной добычей великого магистра артиллерии, и должны были выкупаться жителями за сумму, пропорциональную их стоимости. Это правило не действовало только в том случае, если в условиях капитуляции специально оговаривалась его отмена[3].

При посещении великим магистром любого места, где размещалась артиллерия, в его честь давалось по пять орудийных залпов при входе и выходе. Для обозначения должности на его гербе под щитом располагались два орудия[3].

Магистры и главные магистры артиллерии

  • 1439—1463 — Жан Бюро
  • 1463—1469 — Гаспар Бюро (с 1444 заместитель)
  • 1469 — Элион ле Груан де Ла Мот
  • 1469—1472 — Луи Басте де Крюссоль
  • 1472—1473 — Гобер Кадьо
  • 1473—1477 — Гильом Бурнель, сеньор де Ламберкур
  • 1477—1479 — Жан Шоле, сеньор де ла Шолетьер
  • 1479 — Гильом Пикар, сеньор д'Этелан
  • 1479—1493 — Жак Ришар де Женуйяк, сеньор де Брюссак (ум. 1493)
  • 1493—1495 — Ги де Лозьер, сеньор де Монтрёй
  • 1495—1501 — Жан де Ла Гранж, сеньор де Вьей-Шатель
  • 1501—1504 — Жак де Силли, сеньор де Лонгре
  • 1504—1512 — Поль де Бюссерад, сеньор де Крепи
  • 1512—1515 — Жак Гальо де Женуйяк, сеньор де Брюссак (1465—1546)

Великие магистры артиллерии

В 1755 должность упразднена Людовиком XV. Функции великого магистра артиллерии перешли к военному министру, назначавшему первых генеральных инспекторов для надзора над артиллерией[3].

Напишите отзыв о статье "Великий магистр артиллерии"

Примечания

  1. Sicard, p. 165
  2. Sicard, p. 165—166
  3. 1 2 3 Sicard, p. 167

Литература

  • Sicard F. Histoire des institutions militaires des français. T. I. — P., 1834

Ссылки

  • [www.heraldique-europeenne.org/Regions/France/Grand_Maitre_Artillerie.htm Grands Maître de l'Artillerie de France]

Отрывок, характеризующий Великий магистр артиллерии

Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.