Андрей Критский

«святой Андрей» имеет и другие значения.

Известен также преподобномученик VIII века Андрей Критский.

Андрей Критский
Ἀνδρέας Κρήτης
Фреска, XVII век
Рождение	660(0660) Дамаск
Смерть	4 июля 740(0740-07-04) Эресос, о. Лесбос
Почитается	в Православной церкви
В лике	святителей
День памяти	4 июля (по юлианскому календарю)
Труды	гимнограф, автор «Великого покаянного канона»

Андре́й Кри́тский или Андре́й Иерусали́мский (ок. 660, Дамаск — 4 июля 740, Эресос, о. Лесбос) — известный христианский богослов, проповедник и автор духовных гимнов, архиепископ города Гортина на Крите.

Канонизирован в лике святителей, в Православной церкви память совершается 4 июля (по юлианскому календарю).

Жизнеописание

Андрей Критский родился в Дамаске у родителей-христиан. Согласно его житию, он был немым от рождения до семилетнего возраста, когда чудесным образом исцелился, приняв причастие. С этого времени он начинает изучать Священное Писание и богословские науки. В возрасте 14 лет Андрей поступил в монастырь преподобного Саввы Освященного возле Иерусалима, где быстро заслужил уважение, ведя строгую монашескую жизнь. Андрей Критский позднее был назначен архидиаконом и специальным посланником Патриарха Иерусалимского на VI вселенском соборе. На соборе Андрей успешно противоборствовал еретическим учениям, обнаруживая не только всестороннюю образованность и глубокое знание догматов Церкви, но и высокий дух благочестия. Вскоре после собора он был отозван из Иерусалима в Константинополь и поставлен архидиаконом при церкви Святой Софии.

В правление императора Юстиниана II Андрей был рукоположён в архиепископа города Гортины на Крите. Здесь он раскрывается как проповедник и поэт. Проповеди Андрея Критского отличаются высоким слогом и гармоничной фразой, что позволяет говорить о нём как об одном из выдающихся церковных ораторов Византийской эпохи.

Скончался святитель 4 июля 740 года на острове Лесбос, возвращаясь на Крит из Константинополя, куда он отправлялся по делам Церкви. Его погребли в церкви Святой Анастасии (позднее её освятили во имя святого Андрея). Позже мощи Андрея Критского были перенесены в Константинополь. В 1350 году русский паломник Стефан из Новгорода видел их в монастыре св. Андрея Критского в Константинополе.

По данным исторических источников, Андрей Критский известен как сочинитель текстов и мелоса ирмосов, самогласных тропарей и самогласных стихир, которые сохранились в рукописных и печатных Ирмологиях, Минеях, Триодях, Стихирарях, Феотокариях. Помимо Великого покаянного канона святителю принадлежит авторство на каноны, посвящённые главным византийским церковным праздникам, большинство из которых включено в современные богослужебные книги: каноны на Рождество Христово, Богоявление, Сретение, Благовещение, Пасху, Преображение, Рождество Богородицы, Зачатие святой Анны, Рождество Иоанна Предтечи, Усекновение главы Иоанна Предтечи, на дни памяти святых Маккавеев, поклонения веригам апостола Петра, святителей Григория Богослова и Иоанна Златоуста и на день обретения его мощей, великомученика Георгия, мученика Кодрата, святителя Игнатия Богоносца, святой Фёклы, святителя Николая, святого Патапия, а также каноны, трипеснецы, четверопеснец и самогласные стихиры на многие дни цикла Постной и Цветной Триоди.

Считается, что святой Андрей Критский изобрёл или по крайней мере впервые ввёл в византийскую литургическую службу саму форму канона. Авторству Андрея Критского приписывается около 70 канонов.

Великий покаянный канон

Андрей Критский известен как автор Великого покаянного канона, текст которого находится в Триоди постной и состоит из 250 тропарей (строф) и считается самым длинным каноном из существующих. По мнению протопресвитера Александра Шмемана, этот канон «можно описать как покаянный плач, раскрывающий нам всю необъятность, всю бездну греха, потрясающий душу отчаянием, раскаянием и надеждой».

Великий покаянный канон — один из наиболее ранних канонов, поэтому его отличают некоторые особенности: он представляет собой собрание припевов или тропарей к библейским песням. Ирмосы представляют собой стихи из библейских песней, редко дополненные песнописцем. Великий канон содержит 9 песней, это один из немногих канонов, сохранивших в наше время 2-ю песнь.

Почти в каждой песни канона можно выделить 2 части: 1-я — беседа со своей душой о своих грехах и средствах их исправления; 2-я — молитвенный вопль к Богу о помиловании. Для обзора своих грехов он рассматривает библейскую историю: в 8 песнях преимущественно Ветхий Завет и в 1 — 7-ых песнях эпизодически, преимущественно в конце 8-й и в 9-ой — Новый Завет, указывая на примеры грехов и грешников в укоризну своей душе за подражание им и приводя праведников как положительные примеры для подражания. Святой видит себя глубоко грешным человеком, превзошедшим прочих во грехе.

К канону примыкают 2 ряда песнопений: 16 тропарей «Блаженн» (видимо, составленных вместе с каноном) и 24 алфавитных стихир (имеющих алфавитный акростих), ныне читаемых или поющихся на Господи, воззвах.

Синаксарь связывает составление Великого канона с житием преподобной Марии Египетской. Исследователь Постной Триоди И. А. Карабинов считает, что Великий канон автобиографичен и не приурочен ни к Великому посту, ни к какому-либо празднику: это личный покаянный плач состарившегося человека, который желает успеть покаяться, пока есть время. Наличие «Блаженн» с тропарями Карабинов связывает не с праздничным назначением, а с тем, что «в богослужебной практике они связывались с каноном и по своему духу подходили к его покаянному канону». Вероятно, прп. Андрей не готовил Канон для общецерковного употребления.

Впервые богослужебное употребление Великого канона зафиксировано в памятниках студийской традиции, в Ипотипосисе и др. Сам канон появляется уже в древнейших дошедших до нас Постных триодях (X—XI вв). По этим источникам, его пение было предписано на 5-й седмице Великого поста, но день седмицы варьируется.

Согласно Иерусалимскому Типикону, используемому в настоящее время в Русской Церкви, Великий канон читается только во время Великого поста:

• на великом повечерии понедельника, вторника, среды и четверга 1-й седмицы Великого поста он поётся и читается по частям;
• на утрене четверга 5-й седмицы Великого поста в полном составе.

Великое повечерие с чтением канона Андрея Критского именуется в просторечии ефимо́н (или мефимо́н, др.-греч. μεθ' ήμών — «с нами»). Такое название служба получила по причине того, что на ней поются на два хора антифонным пением фразы из стихов 8-й и 9-й глав Книги пророка Исайи (Ис. 8:8-18, Ис. 9:2-7), к каждой из которых припев: «Я́ко с на́ми Бог» (др.-греч. Ὅτι μεθ' ἡμῶν ὁ Θεός). Поскольку на Руси митрополитами были греки до середины XV века и отдельные песнопения исполнялись на древнегреческом, в том числе: Кирие элейсон и «Я́ко с на́ми Бог», то русские люди дали самобытное название данной службе «мефимо́н» или «ефимо́н», которое в дальнейшем закрепилось в народном просторечье.

Богослужение утрени четверга пятой седмицы Великого поста получило в народе название «Мари́ино или Ма́рьино стояние» по причине чтения за этой службой жития преподобной Марии Египетской, которое разделяется пением Великого канона, к концу каждой песни которого добавляются тропари соответствующей песни канона преподобной Марии (эти тропари добавляются к Покаянному канону также в среду и четверг первой седмицы Великого поста). Эти тропари, а также тропари самому прп. Андрею Критскому, появились как добавление к Великому канону в отдельных рукописях после XI века.

Согласно Уставу на каждый тропарь канона положено совершать по три земных поклона.

Данная служба является очень продолжительной и особенно величественно проходит у старообрядцев, которые во время семичасового непрерывного богослужения совершают около тысячи земных поклонов, поскольку старообрядцами на практике выполняются уставные указания о земных поклонах во время богослужения.

На Великий канон в разное время составили комментарии:

• прп. Акакий Савваит — после 1204 г.
• анонимный автор — XIV век. или ранее
• епископ Виссарион (Нечаев) — 3-е издание в 1897 г.
• игумен Филипп (Симонов) — 2008 г.

В музыке

• Великий покаянный канон Андрея Критского издревле на Руси был положен на музыку (многоголосие). Отрывки из него исполняются многими исполнителями духовной музыки.
• Иеромонах Роман в 1990-х годах написал стихи и песню «О Андрее, Отче преблаженний, пастырь Критский, я к тебе молю…»

Литература

• Андрей (св., архиепископ критский) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.pravenc.ru/text/115200.html Андрей] // Православная энциклопедия. Том II. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. — С. 352-355. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-007-2
• [www.pravenc.ru/text/150105.html Великий канон] // Православная энциклопедия. Том VII. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2004. — С. 453-454. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-010-2
• Кириллин В. М. «Великий покаянный канон» святителя Андрея, архиепископа Критского, в древнерусской переработке // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2003. № 3 (13). С. 79-94.

Ссылки

• Димитрий Ростовский. Память святого отца нашего Андрея, архиепископа Критского
• [azbyka.ru/otechnik/Andrej_Kritskij/ Святитель Андрей Критский] на сайте «Азбука веры»
• [www.xxc.ru/orthodox/pastor/v_kanon/ Текст Великого покаянного канона Андрея Критского]
• [www.predanie.ru/mp3/Velikij_Pokajannyj_Kanon_Prepodobnogo_Andreja_Kritskogo/ Великий покаянный канон Андрея Критского в mp3 формате]
• [nativitas.ru/Kanon/ Новый русский перевод Великого канона преп. Андрея Критского (вторник 1 седмицы Великого Поста)]

Отрывок, характеризующий Андрей Критский

Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.