Великое наводнение на Миссисипи (1927)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Великое наводнение на Миссисипи 1927 года (англ. Great Mississippi Flood of 1927) — одно из самых разрушительных наводнений в истории США, затронувшее территорию 10 штатов на Юге и Среднем Западе страны. По некоторым параметрам с ним сравнилось только наводнение на Миссисипи 1993 года, а по степени разрушительности — ураган «Катрина» 2005 года.





Ход событий

Наводнение началось ещё летом 1926 года в результате ливней, обрушившихся на центральную часть бассейна Миссисипи. К сентябрю притоки Миссисипи в штатах Канзас и Айова были уже близки к тому, чтобы выйти из берегов. 1 января 1927 года уровень реки Камберленд достиг вершины дамбы — 17 метров (56,2 фута).

Во время ливня 15 апреля 1927 года за 18 часов выпало 380 мм осадков. Река вышла из берегов, и поток воды, вдвое превышающий объём сброса Ниагарского водопада, снёс дамбу возле Гринвилла. Миссисипи разрушила линию дамб в 145 местах и затопила территорию в 70000  км² (27000 кв. миль), область в 50 миль шириной и более 100 миль длиной. Глубина затопления местами доходила до 10 м (30 футов). К маю 1927 года ширина Миссисипи возле города Мемфиса составляла 97 км (60 миль). Всего наводнением были охвачены 10 штатов — Арканзас, Иллинойс, Кентукки, Луизиана, Миссисипи, Миссури, Теннесси, Техас, Оклахома, Канзас. Наиболее пострадал Арканзас, 14 % территории которого было затоплено.

Поскольку наводнение приближалось к Новому Орлеану, решено было взорвать дамбу в стороне от города, чтобы снизить разрушительную силу потока. С помощью 30 тонн динамита была взорвана дамба у местечка Карнарвон и выпущен поток 7000 м³/с. Это помогло уберечь Новый Орлеан от серьёзных повреждений, однако затопило другие территории. К тому же, как оказалось впоследствии, взрыв этой дамбы был необязателен, так как выше по течению наводнение само разрушило несколько дамб и опасность для Нового Орлеана была уже не так велика.

К августу 1927 года вода пошла на убыль. Во время наводнения 700 тыс. чел. остались без крова, в том числе 330 тыс. негров, которых разместили в 154 палаточных лагерях. Эвакуированных из окрестностей Гринвилла разместили на вершине гринвиллской дамбы (шириной 8 футов и длиной около 5 миль), откуда затем на лодках перевозили белое население, оставив чернокожих голодать в течение нескольких дней. В результате наводнения погибло 246 человек в семи штатах. Ущерб от бедствия составил 400 млн долларов.

Социальные и политические последствия

После наводнения инженерными войсками США была построена самая длинная в мире система дамб. Были также вырыты каналы для отведения избыточных масс воды из русла Миссисипи.

Наводнение дало дополнительный импульс Большому переселению афроамериканского населения с Юга США в города на севере страны (начавшемуся в 1910-х гг.). После наводнения межрасовые отношения на юге оставались напряжёнными, несколько месяцев люди оставались без крова. Десятки тысяч людей переселились в города (в частности, Чикаго), позже за ними последовали другие.

События, связанные с наводнением, способствовали карьерному росту министра торговли Герберта Гувера, отвечавшему за ликвидацию последствий катастрофы, и вывело его в число национальных лидеров. На волне этих событий Хьюи Лонг стал губернатором штата Луизиана. Впрочем, для Гувера наводнение сыграло неоднозначную роль: он не допустил обсуждения в прессе ужасающего положения в палаточных городках, взамен пообещав в случае своего президентства реформы, благоприятные для чёрных. Однако впоследствии он не сдержал обещания, и афроамериканцы на следующих выборах поддержали демократов и кандидатуру Франклина Рузвельта.

Отражение в культуре

Наводнение нашло отражение в литературе и музыке, в том числе народной. Многие блюзмены сочинили песни о наводнении, среди них Чарли Паттон, Бесси Смит, Барбекью Боб. Песня Канзас Джо Маккоя и Мемфис Минни под названием When the Levee Breaks (Когда разрушится дамба) стала особенно популярна в интерпретации группы Led Zeppelin на альбоме 1971 года Led Zeppelin IV. Среди других известных песен на данную тему — Louisiana 1927 Рэнди Ньюмана.

В романе Уильяма Фолкнера «Дикие пальмы» наводнение подробно описывается глазами заключённого Парчманской тюрьмы, вынужденного провести несколько дней на лодке посреди разлившейся воды, пытаясь добраться до суши.

См. также

Напишите отзыв о статье "Великое наводнение на Миссисипи (1927)"

Ссылки

  • [rnns.ru/blog/vadimis/news/69098-kak-pogoda-menyala-istoriyu.html Как погода меняла историю (Великое наводнение на Миссисипи)]
  • [www.gota.ru/item/95 Большое наводнение на Миссисипи]
  • [archive.org/details/mississippi_flood_1927 Кинохроника, показывающая последствия наводнения] (Архив Интернета)
  • [www.fas.org/sgp/crs/misc/RL33126.pdf Отчёт о наводнении]
  • [www.pbs.org/wgbh/amex/flood/filmmore/ps_cac.html Отчёт комиссии по делам цветного населения о наводнении]

Отрывок, характеризующий Великое наводнение на Миссисипи (1927)

– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…