Великое отступление 1915 года

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Великое отступление 1915 года
Основной конфликт: Восточный фронт Первой мировой войны

Немецкая кавалерия входит в Варшаву 5 августа 1915 года
Дата

27 июня14 сентября 1915 года

Место

Польша, Галиция

Итог

Отступление русских войск из Польши и Галиции

Противники
Российская империя Российская империя Германская империя Германская империя
Австро-Венгрия
Командующие
Николай Николаевич Младший (до 23 августа 1915 года)
Николай II (с 23 августа 1915 года)
Эрих фон Фалькенхайн
Эрих Людендорф
Пауль фон Гинденбург
Иосиф Фердинанд Тосканский
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
 
Восточный фронт Первой мировой

Великое отступление — стратегическое отступление русской армии из Галиции и Польши летом-осенью 1915 года с целью выиграть время, необходимое для наращивания военной промышленности, подготовки и пополнения резервов.





Оценка германским верховным командованием обстановки и его планы

В германских военных кругах было распространено убеждение, что рядом сильных ударов можно принудить Россию к сепаратному миру, а затем сосредоточить войска для победы на западном фронте. К числу сторонников такого мнения принадлежал фельдмаршал П. фон Гинденбург.

Высшее военное командование Германии этого мнения не разделяло. Начальник генерального штаба генерал Эрих фон Фалькенгайн считал, что «опыт Наполеона достаточно красноречив, чтобы его повторять, тем более, что Наполеон проделал его в условиях несравненно более благоприятных, чем в настоящее время».

Германское командование трезво оценивало создавшееся положение: на повестке дня теперь были дальнейшие попытки русских прорваться в Венгрию, а вместе с ними не прекращались просьбы австро-венгров о поддержке. Огромные потери русских войск в тяжёлых зимних боях в Карпатах, которые они несли при своих «расточительных» атаках, могли быть пополняемы лишь плохо обученными людьми. Были многочисленные признаки, свидетельствовавшие о начавшихся недостатках в оружии и боевых припасах. Тем не менее, угроза с их стороны для австро-венгерского фронта, даже при этих условиях, была значительна.

Простое усиление австрийцев немецкими войсками на Карпатах не принесло бы желаемого результата — в этом случае, сохранялась угроза прорыва русских на участке, занимаемом австрийскими войсками.

Верховное германское командование поставило цель нанести удар, в результате которого русские силы были бы ослаблены на долгое время. Начальник генерального штаба генерал Э. фон Фалькенгайн остановился на направлении между верхней Вислой и Карпатскими горами. Естественные преграды, с которыми в дальнейшем предстояло иметь дело, а именно péки Вислока и Сан — конечно, не могли быть сравниваемы с Вислой.

При обеспечении соответствующего превосходства в силах в успехе можно было не сомневаться. В этих целях сюда назначаются самые надёжные в боевом отношении части, снабжённые самыми крупными образцами артиллерии, какие только можно было применить в условиях действия в горах; боевые припасы и миномёты в количестве, какое только удастся доставить. Сюда же привлечено много офицеров, получивших опыт в современных условиях ведения войны на Западе. Для обеспечения тайны все приготовления велись в строжайшем секрете. Во главе предназначенных для прорыва частей поставлен генерал А. фон Макензен с начальником штаба полковником фон Сектом. Под его командование поступили 11-я германская армия из восьми немецких пехотных дивизий, двух австрийских пехотных и одной кавалерийской, и пять австро-венгерских пехотных, одна кавалерийская и одна немецкая пехотная дивизии (4-я австрийская армия)[1].

Горлицкий прорыв и начало отступления русских войск

Горлицкая операция, начатая Макензеном 2 мая 1915 в 10 ч. утра, стала первым тщательно подготовленным наступлением германской армии на Восточном фронте, который на время стал для немецкой Ставки главным театром военных действий. Она была «артиллерийским наступлением» — против 22 русских батарей (105 орудий) Макензен имел 143 батареи (624 орудия, включая 49 тяжёлых батарей, из которых 38 тяжёлых гаубиц калибра 210 и 305 мм). Русские же на участке 3-й армии имели только 4 тяжёлые гаубицы. Всего превосходство в артиллерии в 6 раз, а по тяжёлой артиллерии в 40 раз. Свою роль сыграла недооценка немецкого генерального наступления главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта генералом Н. И. Ивановым, несмотря на неоднократные просьбы об усилении его войск со стороны командующего 3-й Армии ген. Радко-Дмитриева — 3-й Кавказский арм. Корпус был передан тогда, когда германский прорыв стал свершившимся фактом, 6 мая Иванов и Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич требовали от 3-й Армии активного наступления, но время для контрнаступления было безвозвратно упущено, армия отступала к реке Сан. За шесть суток глубина прорыва достигла 40 км.

После Горлицкого прорыва войска русских армий к 14 мая отошли на реку Сан. Макензен вынужден был на 10 дней прервать наступление для устройства тыла и переброски на Сан тяжёлой артиллерии. В боях 24 мая — 2 июня германцы овладели Перемышлем и средним Саном. На нижнем Сане 27 мая успех одержали русские войска. 7-15 июня австрийцы, пытавшиеся через Днестр выйти в тыл Львову, были отброшены к Стрыю с огромными потерями.

12-14 июня Макензену удалось сбросить русских с позиции Мосциска — Любачев, что открыло прямую дорогу на Львов. 9(22) июня русские войска оставили Львов.

К 13(26) июня Макензен со своими 12½ австро-германскими корпусами перегруппировывается для удара в северном направлении. 13-16(26-29) июня русские отбивают атаки на сильной позиции р. Танев — Рава-Русская и затем добровольно отходят несколько к северу. В первой половине июля наступление Макензена в сильной степени затормозилось, русские контратаки начали иметь значительный успех. Макензен приостановил своё наступление до 15 июля и подтянул 3 германских дивизии из состава Южной армии.

3 июня немцы заняли Перемышль, 22 июня — Львов и вынудили русские войска оставить к середине июня Галицию и отойти на рубеж Холм — Владимир-Волынский, 20 км западнее Брод, 15 км западнее Бучача.

22 июня (5 июля) состоялось совещание русского командования в Седлеце. Было решено беречь живую силу и выигрывать время для развёртывания военной промышленности в тылу путём постепенного отступления. 25 июня 3-я Армия была передана в состав Северо-Западного фронта и, таким образом, в подчинение её главнокомандующего генерала М. В. Алексеева было передано семь армий (10-я, 12-я, 1-я, 2-я, 5-я, 4-я, 3-я).

На Северо-Западном фронте 30 июня (13 июля) — 4 (17) июля на реке Нарев в районе Прасныша произошло немецкое наступление, окончившееся полной неудачей.

«Польский мешок»: Фалькенгайн и Гинденбург против Алексеева

После поражения, нанесённого русским в Галиции, фактически руководивший германским войсками на Западном и Восточном фронтах генерал Э. фон Фалькенгайн должен был выбрать один из двух вариантов развития кампании 1915 года: 1) наступать на Волынь; или 2) повернуть острие немецкого наступления севернее и завоевать Царство Польское. Замысел состоял в попытке устроить русским очередные «Канны» в духе фельдмаршала графа А. фон Шлиффена на пространстве, ограниченном реками Висла и Буг. Требовалось осуществить обхват и окружение семи русских армий.

2(15) июля возобновилось наступление группы Макензена. После тяжёлых боев русские войска отступили на линию Ивангород — Люблин — Холм. 9(22) июля германские войска переправились через Вислу севернее Ивангорода. Русский контрудар задержал наступление противника, но 22 июля (4 августа) Варшаву и Ивангородскую крепость пришлось оставить. 7(20) августа пала Новогеоргиевская крепость. Отход русских войск проходил организованно, и ни одна часть не была обойдена немцами с флангов и не попала в окружение, единственное исключение — гарнизон Новогеоргиевской крепости, который не получил от главкома вовремя приказ покинуть крепость. Генерал Алексеев предугадал замысел Гинденбурга совершить обхват правого фланга русских войск со стороны реки Неман и усилил виленское направление.

В связи с начавшимся ударом противника со стороны Нарева русское верховное командование приняло решение об отходе на линию Ломжа — Остров — Опалин, а затем на линию Осовец — Влодава.

Согласно директиве Ставки от 4 (17) августа ис состава Северо-Западного фронта был выделен Северный фронт, которому было поручено прикрытие путей к Петрограду из Восточной Пруссии и со стороны Балтийского моря.

22 августа русские войска оставили крепость Осовец (эвакуировали гарнизон и заминировали подходы к крепости и саму крепость), в тот же день была оставлена крепость Ковно, 13(26) августа эвакуировали Брест-Литовск и Олиту, а 2 сентября — оставили с боями и Гродно.

23 августа Николай II принял на себя обязанности Верховного главнокомандующего, а начальником штаба Ставки Верховного главнокомандования вместо Н. Янушкевича стал М. Алексеев.

Виленская операция

Овладев Ковно, немцы попытались взять Вильно. Но в упорных встречных боях у Вильно в конце августа-начале сентября германское наступление захлебнулось. Тогда немцы сосредоточили мощную группировку в районе Свенцян (севернее Вильно) и нанесли оттуда удар на Молодечно, пытаясь с севера выйти в тыл русских войск и захватить Минск. Из-за угрозы окружения русским 3 (16) сентября пришлось оставить Вильно. Однако к 19 сентября (2 октября) Свенцянский прорыв был ликвидирован.

Фронт стабилизировался на линии Рига — Двинск — Барановичи — Пинск — Дубно — Тарнополь.

Итоги

В течение лета 1915 года русская армия оставила Галицию, Литву, Польшу. Однако стратегический план разгрома вооружённых сил России не удался. Успех Германии обошелся очень недешево, о чём свидетельствуют её потери. Потери Германии убитыми и умершими за период великого отступления: 67 290 человек; общие потери Германии (убитые и умершие, раненые, пленные и пропавшие без вести): 447 739 человек.

За всю кампанию 1915 года на Восточном (русском) фронте. Потери Германии убитыми и умершими: 95 294 человек. Общие потери Германии (убитые и умершие, раненые, пленные пропавшие без вести): 663789 человек[2].

Существуют расчетные данные и по потерям Австро-Венгрии. В их основе лежат данные, приведенные Борисом Урланисом в работе «Войны и народонаселение Европы»[3]. Они приведены по фронтам. Но без разбивки по годам. Тем не менее, зная ход войны, можно оценить ориентировочные потери и по годам. По Урланису на русском фронте число убитых и раненых Австро-Венгрии в 1914—1918 гг. было 2 724 000. Как указывает И. Н. Новикова со ссылкой на архивный документ (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 166. Л. 47), число пленных к 1 марта 1916 немцев и австро-венгров в России было чуть больше 1 млн человек. Подавляющее большинство как раз австро-венгры, а не немцы. Так что для австро-венгров получится около 1 млн.

По данным Бориса Урланиса[3] в 1915 году Россия в среднем за месяц теряла убитыми, пленными и ранеными 207 тысяч человек, что за 5 месяцев Великого отступления дает 1,035 млн человек.

Большое отступление стало тяжёлым моральным потрясением для солдат и офицеров русской армии, правящих кругов и населения страны. Атмосферу отчаяния и упадка душевных сил, охватившего русскую армию в 1915, передал генерал А. И. Деникин в своей книге воспоминаний «Очерки русской смуты»:

«Весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия русской армии — отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы, бесконечная усталость — физическая и моральная; то робкие надежды, то беспросветная жуть…»

Напишите отзыв о статье "Великое отступление 1915 года"

Примечания

  1. [www.grwar.ru/library/Strateg_Essay_4/index.html Стратегический очерк войны 1914—1918 гг. Ч. 4. Составил А. Незнамов. М., 1922]
  2. Данные по потерям Германии взяты из следующего источника: The Blood Test Revisited: A New Look at German Casualty Counts in World War I. James H. McRandle, James Quirk. The Journal of Military History, Volume 70, Number 3, July 2006, pp. 667—701 (Article)
  3. 1 2 Войны и народонаселение Европы, Издательство Социально-экономической литературы, М. 1960

Ссылки

  • [samlib.ru/k/klub_i/denikinocherkirusskojsmutytomi.shtml Деникин А. И. «Очерки русской смуты»]
  • Stanley Washburn. [www.archive.org/details/victoryindefeata00wash Victory in defeat; the agony of Warsaw and the Russian retreat]  (англ.)
  • Stanley Washburn. [www.archive.org/details/russiancampaigna00wash The Russian campaign, April to August, 1915]  (англ.)
  • Johnson, Douglas Wilson (1916). «The Great Russian Retreat». Geographical Review (American Geographical Society) 1 (2): 85–109. DOI:10.2307/207761.  (англ.)

Отрывок, характеризующий Великое отступление 1915 года

– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.