Великолепная семёрка (фильм, 1960)
| Великолепная семёрка | |
| The Magnificent Seven | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
128 мин. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Великолепная семёрка» (англ. The Magnificent Seven) — американский художественный фильм, классический вестерн Джона Стерджеса, адаптация философской драмы Акиры Куросавы «Семь самураев». Номинация на премию «Оскар» за музыку Элмера Бернстайна. В 2013 году фильм вошёл в Национальный реестр фильмов Соединённых Штатов Америки, будучи «культурно, исторически или эстетически» значимым.
Фильм вышел на экраны в США 23 октября 1960 года. В СССР в начале 1960-х годов фильм вышел на экраны кинотеатров с советским дубляжем.
Содержание
Сюжет
Действие фильма происходит в 1880-х годах на границе США и Мексики. Крестьяне мексиканской деревушки знают, что после окончания сбора урожая в их деревню намерена заявиться шайка бандитов Кальверы (Эли Уолах). Они не могут больше откупаться от бандитов, так как и без того обнищали от постоянных грабежей, но и противостоять хорошо вооружённой банде не в состоянии. Старик, живущий неподалёку от деревни (Владимир Соколов), советует крестьянам оказать сопротивление. Он отдаёт им золотые часы, чтобы они продали их на американской стороне границы и купили хоть какое-нибудь оружие.
Крестьяне прибывают в американский городок и видят подготовку к похоронам. В городе умер индеец, и местные жители хотят не допустить того, чтобы «краснокожего» похоронили на городском кладбище. Место струсившего кучера на козлах катафалка занимает пришлый стрелок Крис (Юл Бриннер), к нему присоединяется другой — Вин (Стив МакКуин). Местные пытаются помешать им, но после короткой перестрелки, в ходе которой стрелки убедительно доказывают местным своё превосходство во владении оружием, индейца всё-таки хоронят на кладбище.
Крестьяне подходят к Крису и просят его помочь им с покупкой оружия. Крис говорит, что гораздо дешевле будет нанять бойцов для охраны деревни. Он готов помочь им найти верных людей, готовых принять более чем скромные условия оплаты. Первым Крису предлагает свои услуги молодой парень Чико (Хорст Буххольц), которого впечатлило мастерское обращение Криса с пистолетом; однако Крис высмеивает парня и отсылает его, не желая брать в серьёзный бой неопытного новичка. Вторым становится приятель Криса Гарри Лак (Брэд Декстер), который думает, что на самом деле Крис затевает поиски спрятанных мексиканцами сокровищ. Следующим добровольцем становится Вин, который все свои деньги проиграл в кости. Бернардо О’Рэйли (Чарлз Бронсон) зарабатывает на жизнь чем попало, даже рубкой дров, но не прочь поучаствовать и в планируемой экспедиции. Затем на глаза Крису попадается Бритт (Джеймс Коберн), снайпер и мастер по метанию ножей. Последним к команде присоединяется щёголь Ли (Роберт Вон), который после убийства очередного противника хочет некоторое время держаться подальше от представителей закона. Шестеро стрелков и крестьяне отправляются через границу в Мексику.
К группе против воли Криса присоединяется и Чико, который едет на некотором отдалении от стрелков, пока те, впечатлённые его настойчивостью, не приглашают его в свою компанию.
Прибыв в деревню, они обнаруживают, что перепуганные их приближением крестьяне попрятались в домах. Чико забирается на колокольню и звоном устраивает среди крестьян переполох. Когда те сбегаются на деревенскую площадь, он высмеивает их трусость, говоря, что они боятся даже тех, кто пришёл их защитить, и не способны даже на элементарное гостеприимство. Понаблюдав за ним, Крис произносит: «Ну вот, теперь нас семеро».
Когда в деревню возвращается шайка Кальверы, бандиты обнаруживают, что у крестьян появились защитники. После короткой перестрелки бандиты потеряли одиннадцать из сорока двух бойцов и были выбиты из деревни. Однако далеко они не уходят — у бандитов кончилась провизия и они твёрдо намерены добиться своего. Чико, никого не предупредив, пробирается в лагерь бандитов и узнаёт, что Кальвера готов снова напасть. Стрелки решают атаковать бандитов в их лагере, но лагерь оказывается пуст — бандиты успели в отсутствие Криса и его людей захватить деревню. Оказывается, некоторые крестьяне решили впустить Кальверу в село, надеясь, что тот не станет злобствовать. Люди Кальверы застают врасплох вернувшихся в деревню стрелков. У Криса не остаётся иного выбора, кроме как разоружить группу. Кальвера высмеивает позорную трусость крестьян и отпускает стрелков на почётных условиях — его люди даже возвращают им оружие, когда отряд достаточно далеко отъезжает от деревни.
Стрелки вскоре возвращаются и атакуют грабящих деревню бандитов, которые совершенно не ожидают, что американцы рискнут вернуться. В завязавшейся схватке гибнут Бернардо, Ли и Бритт. В разгар боя появляется и Гарри, который ценой своей жизни спасает Криса и умирает у него на руках. Крис убивает Кальверу, который до самого последнего мгновения не может понять, почему такой человек решил вернуться и рисковать жизнью, защищая никчёмных крестьян.
Когда сражение заканчивается, из стрелков в живых остаются только трое, как и в фильме «Семь самураев». Это Крис, Вин и Чико. Чико успел влюбиться в местную девушку и решает остаться в деревне — вернуться к жизни, которую он вёл до того, как ушёл в наёмные стрелки. Крис, провожая его и глядя на могилы Гарри, Бернардо, Ли и Бритта, говорит Вину: «Крестьяне победили, а мы опять проиграли. Мы всегда проигрываем…».
В ролях
Семёрка
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Юл Бриннер | Крис Адамс |
| Стив МакКуин | Вин |
| Хорст Буххольц | Чико |
| Чарлз Бронсон | Бернардо О’Рейли |
| Джеймс Коберн | Бритт |
| Роберт Вон | Ли |
| Брэд Декстер | Гарри Лак |
Другие роли
- Эли Уолах — Кальвера
- Владимир Соколов — старик
- Хорхе Мартинес де Ойас — Хилларио
- Росенда Монтерос — Петра
Создание
Мексиканские чиновники выдали разрешение на съёмку фильма при том условии, что крестьяне в фильме обязательно должны быть одеты в чистые белые рубахи. Кроме того, они потребовали, чтобы сценарист Уолтер Ньюман заранее выехал на место съёмок, чтобы познакомиться с жизнью мексиканских земледельцев, но Ньюман отказался. Изменения в сценарий вносил Уильям Робертс[en], и они были достаточно значительны, чтобы он получил место в титрах как соавтор сценария, однако Ньюман не захотел быть «соавтором» своего сценария и в итоге совсем снял своё имя из титров.
Актёрский состав фильма набирался очень быстро, чтобы закончить кастинг до начала очередной актёрской забастовки. На роль Вина пробовался тогда ещё совсем молодой Джин Уайлдер.
Первоначально на роль Бритта был утверждён Стерлинг Хэйден, но по неизвестной причине он не смог сниматься. Джеймса Коберна на роль Бритта предложил Роберт Вон: они с Коберном были друзьями ещё со школы. Коберн был большим поклонником «Семи самураев», и больше всего ему нравился самурай Киудзо, аналогом роли которого в «Великолепной семёрке» стала как раз роль Бритта.
Стив Маккуин очень хотел сниматься в этом фильме, но его отказались отпустить со съёмок телесериала «Разыскивается живым или мёртвым». Маккуин, однако, разбил машину и, сказавшись больным, снялся в «Великолепной семёрке» втайне от телестудии.
На съёмочной площадке фильма Юл Бриннер отпраздновал свадьбу с Дорис Клайнер. Бриннер, который был ниже ростом, чем Стив Маккуин, строго следил, чтобы в кадре с Маккуином он выглядел выше. Для этого на том месте, где должен был стоять Бриннер, насыпался холмик земли. Маккуин, проходя мимо таких холмиков, из вредности каждый раз их притаптывал. Бриннер и Маккуин постоянно соперничали в кадре: Маккуин нарочно «перетягивал на себя одеяло», сдвигая шляпу на затылок или на переносицу или делая ещё что-то необязательное, но хорошо заметное камере. Бриннера это очень раздражало, он даже нанял специального ассистента, чтобы тот считал, сколько раз во время съёмок Маккуин без необходимости поправит шляпу.
Будущий знаменитый композитор Джон Уильямс участвовал в записи музыки к этому фильму: он играл в оркестре на рояле.
Отличия сюжета фильма от сюжета первоисточника
Для того, чтобы получить разрешение на съёмки в Мексике, создателям фильма пришлось внести некоторые изменения в сценарий. В первоначальном его варианте, как и в фильме Куросавы, старейшина сразу предлагал крестьянам нанять защитников, но мексиканским чиновникам этот момент не понравился — по их мнению, это создавало впечатление, будто мексиканцы не могут сами себя защитить. В результате в фильме старейшина деревни посылает крестьян через границу с заданием купить оружие.
В «Великолепной семёрке» в роли Чико объединены черты двух персонажей «Семи самураев» — молодого самурая Кацусиро Окамото и самурая-самозванца Кикутиё. Даже имена подобраны сообразно. Кикутиё — значит мальчик, его так прозвали за то, что он предъявил самураям документы, в которых значилось, что ему 13 лет. Чико в переводе с испанского так же означает — мальчик, он самый молодой из всей семерки.
Из сюжета «Великолепной семёрки» полностью исключена важная для «Семи самураев» сцена, в которой крестьяне убивают пленного бандита.
Огнестрельное оружие традиционно считалось неприемлемым для самураев, и в «Семи самураях» использовалось только бандитами. В «Великолепной семёрке» этот мотив совершенно исключён перенесением действия в конец XIX века.
В «Семи самураях» никто из бандитов не назван по имени, в то время как в «Великолепной семёрке» появляется важная для фильма роль Кальверы.
В финале «Семи самураев» чрезвычайно важно, что влюбившийся в крестьянку Кацусиро Окамото всё-таки покидает её — путь воина и путь крестьянина различны, они могут пересекаться лишь случайно. Для финала «Великолепной семёрки» столь же важным является то, что молодой стрелок Чико, бывший крестьянин, решает остаться в деревне.
Наследие
13 июля 1962 года Никита Хрущев в беседе с американскими журналистами, разругал фильм: «Я смотрел картину „Великолепная семёрка“. Артисты, занятые в ней, прекрасно играют. Мы выпустили её на экран и получили за это много упрёков. В нашей печати выступали педагоги. Была опубликована критическая статья под названием „Двойка за семёрку“. В этой статье говорилось, что кинофильм плохо воздействует на воспитание молодёжи. Я согласен с педагогами. У вас, американцев, сплошь и рядом на экранах идут такие кинофильмы, где бьют друг друга в лицо, истязают, убивают людей, в фильмах много извращённого. У вас это считается интересным. У нас же проповедование подобных явлений считается вредным…». Естественно, что той же точки зрения придерживалась и советская пресса.
Многие моменты фильма были спародированы в комедии Джона Лэндиса «Три амигос» (¡Three Amigos!, 1986). Музыку для этого фильма, как и для «Великолепной семёрки», написал Элмер Бернстайн.
Образ героя Бриннера также был юмористически преломлен в фантастическом романе Аркадия Стругацкого «Экспедиция в преисподнюю», где действует бритоголовый капитан космических пиратов Двуглавый Юл, в финале перевоспитывающийся в хорошего.
1 января 2016 года в широкий прокат вышел фильм Квентина Тарантино «Омерзительная восьмёрка», название которого является аллюзией к «Великолепной семёрке».
Награды
Продолжения и ремейки
- «Возвращение великолепной семёрки» (Return of the Seven или Return of the Magnificent Seven, 1966)
- «Ружья великолепной семёрки» (Guns of the Magnificent Seven, 1969)
- «Великолепная семёрка снова в седле» (The Magnificent Seven Ride!, 1972)
- «Великолепная семёрка» (The Magnificent Seven, телесериал, 1998—2000)
- «Великолепная семёрка» (The Magnificent Seven, 2016)
Напишите отзыв о статье "Великолепная семёрка (фильм, 1960)"
Ссылки
- [www.variety.com/review/VE1117792870 Обзор и критика фильма] Variety
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
|
|||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Великолепная семёрка (фильм, 1960)
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.
Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
