Величко, Алексей Никонович

Алексей Никонович Величко
Дата рождения	2 ноября 1896(1896-11-02)
Место рождения	Большая Сасовка, Колбинская волость, Коротоякский уезд, Воронежская губерния, Российская Империя
Дата смерти	30 октября 1978(1978-10-30) (81 год)
Место смерти	Львов, УССР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1915-1955
Звание
Часть	122-я стрелковая дивизия
Должность	командир
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России, Великая Отечественная война
Награды и премии

Алексей Никонович Величко (1896—1978) — генерал-майор Советской Армии (02.11.1944), участник Гражданской и Великой Отечественной войн, Краснознамёнец (1922).

Биография

Алексей Величко родился 2 ноября 1896 года. До призыва на военную службу Величко работал в столярной мастерской Пильберга в Самарканде, с февраля 1914 года на винодельном заводе Озерова.

Первая мировая война

В декабре 1915 года мобилизован в армию и направлен в 7-й Сибирский запасной стрелковый полк в Самарканд. В мае 1916 года окончил учебную команду, а в июле с маршевой ротой убыл на Кавказский фронт. По прибытии в город Эрджинджан был зачислен в 156-й пехотный Елисавет-польский генерала князя Цицианова II полк 39-й пехотной дивизии, где служил до октября, затем по болезни находился в госпитале в городе Сарыкамыш. После выздоровления продолжил службу в 7-м Сибирском запасном стрелковом полку, который в это время дислоцировался в Катта-Кургане и Самарканде. В 1917 году был избран председателем ротного и членом полкового комитетов. В июле полк был направлен на Западный фронт. По пути из Самары был возвращен обратно, а его 3-й батальон оставлен в город Петровск и поступил на укомплектование 3-го Сибирского запасного стрелкового полка. Летом Величко был произведен в младшие унтер-офицеры, а в начале сентября — в старшие унтер-офицеры и избран секретарем полкового комитета. В начале декабря убыл в отпуск в Самарканд и в дальнейшем продолжил службу в 7-м Сибирском запасном стрелковом полку.

Гражданская война

В январе 1918 года вступил в Самарканде в красногвардейский отряд и был назначен пом. командира пулеметного взвода. В его составе участвовал в разоружении казачьих частей, возвращавшихся с фронта, и в боях с войсками Эмира Бухарского. 30 марта отряд возвратился из Бухары, а 4 апреля Величко поступил в формируемый 1-й Самаркандский отдельный стрелковый батальон и был избран командиром нестроевой роты. В июле он назначается зав. Самаркандским конным запасом, а с октября в том же батальоне командовал ротой. Участвовал в борьбе с басмачеством на Ферганском фронте. В апреле 1919 г. будучи пом. командира отряда убыл с батальоном на Закаспийский фронт. Через месяц отряд влился в 1-й Туркестанский стрелковый полк, образовав 3-й батальон, а Величко назначается пом. командира этого батальона. С сентября он вступил в командование батальоном и воевал с ним вплоть до ликвидации фронта.

В июле 1920 года 1-й Туркестанский стрелковый полк был переведен в город Мерв, а Величко оставлен с батальоном в городе Кзыл-Орда. С августа исполнял должность пом. командира, а с октября — командира этого полка. При слиянии полка со 2-м Туркестанским полком с мая 1921 г. проходил в нем службу пом. командира и врид командира.

За отличия в боях Приказом Революционного Военного Совета Республики № 184 от 5 сентября 1922 года командир 1-го батальона 1-го Туркестанского стрелкового полка Алексей Величко был награждён орденом Красного Знамени РСФСР и Красного Знамени Хорезмской республики (1925).

Межвоенное время

С октября 1922 по октябрь 1923 года находился на курсах «Выстрел». После возвращения в часть был назначен пом. командира 1-го Полторацкого стрелкового полка 1-й Туркестанской стрелковой дивизии в г. Мерв. С марта 1924 года был начальником Ташаузского боевого района и начальником гарнизона город Хива, с января 1925 года — командиром батальона 2-го Мервского стрелкового полка в город Мары. С января по ноябрь 1926 года проходил подготовку на Туркестанских курсах востоковедения в Ташкенте, затем был назначен комиссаром Керкинского ВО. С июня 1927 года исполнял должность пом. командира 9-го Туркестанского стрелкового полка 3-й Туркестанской стрелковой дивизии в город Термез. В сентябре 1929 года поступил в Военную академию РККА имени М. В. Фрунзе, по окончании которой в мае 1933 года назначается преподавателем Объединенной Средне-Азиатской военной школы им. В. И. Ленина. В августе 1934 года переведен в штаб САВО, где проходил службу начальником 2-го сектора и пом. начальника разведывательного отдела, начальником 2-го отделения разведывательного отдела. В августе 1938 года назначен преподавателем общевойсковой кафедры Военно-политической академии РККА им. В. И. Ленина.

Великая Отечественная война

С началом войны полковник Величко в прежней должности. 17 декабря 1941 года был откомандирован в город Тюмень на должность начальника Таллинского пехотного училища. Однако по прибытии в штаб УрВО получил приказ принять командование 1-м Тюменским военным пехотным училищем. В июне 1943 года отозван в Москву и зачислен слушателем в Высшую военную академию им. К. Е. Ворошилова. После окончания ее ускоренного курса в феврале 1944 года убыл на Карельский фронт, где с 13 февраля принял командование 122-й стрелковой дивизией. До 9 ноября она в составе 19-й армии вела бои на кандалакшском направлении, охраняя Кировскую ж. д. и г. Кандалакша. Позлее дивизия в составе 133-го стрелкового корпуса была переброшена в район г. Плоешти (Румыния) и вошла в состав 2-го Украинского фронта. С января 1945 года ее части в составе 4-й гвардейской и 26-й армий 3-го Украинского фронта участвовали в Будапештской наступательной и Балатонской оборонительной операциях. 13 марта 1945 года в бою за нас. пункт Драва Саболч (Венгрия) генерал-майор Величко был ранен и до 23 марта находился в госпитале, затем вновь командовал дивизией и участвовал в Венской наступательной операции. В начале апреля она в составе 57-й армии отличилась при овладении г. Надьканижа, за это была награждена орденом Кутузова 2-й ст. (26.4.1945). 11 апреля в бою в районе нас. пункта Святой Урбан (Венгрия) Величко был ранен и до 5 мая лечился в госпитале.

За время войны комдив Величко был два раза упомянут в благодарственных в приказах Верховного Главнокомандующего

Послевоенная карьера

В июне 1945 года дивизия походным порядком убыла на родину и в июле вошла в 27-ю армию. По прибытии в г. Жмеринка она была расформирована, а генерал-майор А. Н. Величко 12 сентября 1945 года назначен начальником Управления боевой и политической подготовки округа. В феврале 1947 года в том же округе переведен начальником отдела всевобуча. С июля 1948 года исполнял должность начальника 4-го отдела Управления боевой и политической подготовки, с июля 1954 года — начальника 5-го отдела Управления боевой подготовки округа. 1 октября 1955 года уволен в запас.

Умер 30 октября 1978 года.

Награды

• орден Ленина (21.02.1945)
• четыре ордена Красного Знамени (05.09.1922, 03.11.1944 , 19.09.1944, 20.06.1949 )
• орден Отечественной войны I степени (19.11.1944)
• Орден Красного Знамени Хорезмской Народной Республики (1925)
• Медали в том числе:
  • «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии» (1938)
  • «За оборону Москвы»
  • «За оборону Советского Заполярья»
  • «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1945)
  • «За взятие Будапешта»
  • «За взятие Вены»
  • «Ветеран Вооружённых Сил СССР» (1976)

Приказы (благодарности) Верховного Главнокомандующего в которых отмечен А. Н. Величко.

• За овладение городами Секешфехервар, Мор, Зирез, Веспрем, Эньинг. 24 марта 1945 года. № 306
• За овладение городом Надьканижа – важным узлом дорог и сильным опорным пунктом обороны немцев. 2 апреля 1945 года. № 327

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 3. — С. 436—438. — 1000 экз. — ISBN 978-5-9950-0382-3.
• Сборник лиц, награждённых орденом Красного Знамени и Почётным революционным оружием. Воениздат, 1926.
• Боград П. От Заполярья до Венгрии. Записки двадцатичетырехлетнего подполковника. 1941—1945.

Отрывок, характеризующий Величко, Алексей Никонович

Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?