Велоспорт на летних Олимпийских играх 1952

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Соревнования по велоспорту на летних Олимпийских играх 1952 года проводились по двум дисциплинам: трековым гонкам и шоссейным гонкам. Всего было разыграно 6 комплектов наград, все среди мужчин. В соревнованиях принимали участие 215 спортсменов из 36 стран.





Медали

Общее количество медалей
Страна Золото Серебро Бронза Всего
1

 Италия

2 2 1 5
2

 Австралия

2 1 - 3

 Бельгия

2 1 - 3
4

 ЮАС

- 2 1 3
5

 Германия

- - 2 2
6

 Великобритания

- - 1 1

 Франция

- - 1 1

Шоссейные гонки

Дисциплина Золото Серебро Бронза
Групповая гонка

 Андре Нойель
Бельгия

 Роберт Гронделарс
Бельгия

 Эди Циглер
Германия

Командная гонка

 Бельгия
Роберт Гронделарс
Андре Нойель
Люсьен Виктор

 Италия
Дино Бруни
Джанни Гидини
Винченцо Дзукконелли

 Франция
Жак Анкетиль
Клод Руэ
Альфред Тонелло

Гонки на треке

Дисциплина Золото Серебро Бронза
Гит с места, 1 км

 Рассел Мокридж
Австралия

 Марино Мореттини
Франция

 Раймонд Робинсон
Германия

Спринт

 Энцо Сакки
Италия

 Лайонел Кокс
Австралия

 Вернер Потцернхайм
Германия

Тандем

 Австралия
Лайонел Кокс
Рассел Мокридж

 Нидерланды
Раймонд Робинсон
Томас Шерделоу

 Италия
Антонио Маспес
Чезаре Пинарелло

Командная гонка преследования

 Италия
Марино Мореттини
Лорис Кампана
Мино де Росси
Гвидо Мессини

 ЮАС
Альфред Свифт
Джордж Истмен
Роберт Фаулер
Томас Шерделоу

 Великобритания
Рональд Стреттон
Дональд Бёрджесс
Джордж Ньюберри
Алан Ньютон

Напишите отзыв о статье "Велоспорт на летних Олимпийских играх 1952"

Примечания

Ссылки

  • [www.sports-reference.com/olympics/summer/1952/CYC/ Велоспорт на летней Олимпиаде 1952]  (англ.)


Отрывок, характеризующий Велоспорт на летних Олимпийских играх 1952

Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…