Велькович, Станимир

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Станимир Велькович
серб. Станимир Вељковић
Род деятельности:

студент, партизан

Дата рождения:

28 июня 1919(1919-06-28)

Место рождения:

Лесковац, Королевство сербов, хорватов и словенцев

Подданство:

Королевство Югославия Королевство Югославия

Дата смерти:

13 апреля 1942(1942-04-13) (22 года)

Место смерти:

Юговац, Недичевская Сербия

Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Станимир «Зеле» Велькович (серб. Станимир "Зеле" Вељковић; 28 июня 1919, Лесковац13 апреля 1942, Юговац) — югославский сербский студент, партизан времён Народно-освободительной войны Югославии, Народный герой Югославии.



Биография

Родился 28 июня 1919 в Лесковаце. До войны учился в университете на факультете права. Член КПЮ с 1939 года.

На фронте Народно-освободительной войны с 1941 года. Состоял в Лесковацком окружном комитете КПЮ, был секретарём Лесковацкого окружного комитета СКМЮ. С конца 1941 года член Сербского покраинского комитета СКМЮ.

13 апреля 1942 в деревне Юговац вместе с Милошем Мамичем Велькович, возвращаясь со встречи руководителей партизанского движения Топлицы, попал в болгарское окружение. После продолжительного боя подорвал себя гранатой с Мамичем.

14 декабря 1949 посмертно указом Президиума Народной Скупщины ФНРЮ Станимиру Вельковичу присвоено звание Народного героя Югославии.

Ныне его имя носит гимназия в Лесковаце. Также с 1972 года в честь его прозвища в общине Бойник есть село Зелетово (ранее Суво-Поле).

Напишите отзыв о статье "Велькович, Станимир"

Литература

Отрывок, характеризующий Велькович, Станимир

В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.