Венгерско-польская сабля
Поделись знанием:
Венгерско-польская сабляВенгерско-польская сабля
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
| Венгерско-польская сабля | |
|---|---|
| Венгерско-польские сабли типа II, музей Ливрусткаммарен, Стокгольм, Швеция | |
| Тип: | сабля |
| Страна: |  Речь Посполитая
|
| История службы | |
| Годы эксплуатации: | ≈ 1550—1750 |
| Тип клинка: | сабельный |
| Тип эфеса: | открытый полузакрытый |
| Изображения на Викискладе?: | Венгерско-польская сабля |
Венгерско-польская сабля — тип сабли, сформировавшийся в Венгрии и получивший распространение в Польше со второй половины XVI века. Отличием этих сабель была открытая (иногда — полузакрытая) рукоять со скошенным вперёд навершием в форме миндалевидной плоской оковки. Иногда на крестовине они, под влиянием западноевропейского прямого клинкового оружия снабжались кольцом (палюх). Передний конец крестовины иногда соединялся с навершием цепочкой, выполнявшей функции темляка. Черен к хвостовику крепился при помощи одной заклёпки.
Типичные венгерские сабли начали формироваться с XIV века. В XVI веке они отличались открытой рукоятью с немного наклонённым вперёд деревянным череном, колпачкообразным или миндалевидным навершием, длинной прямой крестовиной с перекрестьем; массивным и широким клинком малой кривизны, с чётко выраженной обоюдоострой елманью. Поверхность голоменей клинка — иногда плоская, иногда с идущими параллельно тупью доликами. Ножны для этих сабель — широкие, с плоско срезанным концом, делались из чёрной или коричневой кожи и снабжались металлическими оковками. При Стефане Батории такие сабли получили распространение в польском войске — как в пехоте, так и в кавалерии (до него основным клинковым оружием польского войска были мечи, однако сабли довольно широко применялись уже во второй половине XV века). Применявшиеся на Польше сабли этого периода были как венгерскими, так и местного оформления, преимущественно с импортными — турецкими, итальянскими, немецкими, австрийскими клинками.
Выделяется 4 типа венгерско-польских сабель.
- Рукоять в виде обтянутого кожей деревянного стержня, закруглённо сужающегося к колпачкообразному навершию. Такие рукояти появились в Иране, откуда попали в Турцию, где получили широкое распространение, а оттуда — в Венгрию.
- Рукоять массивней, чем у типа 1, нередко обматывалась проволокой. Навершие — миндалевидное, слегка отогнутое книзу. Очень длинная прямая крестовина, немного сужающаяся к концам, а также перекрестье (верхний конец которого порой мог доходить до навершия рукояти). Такие крестовины связаны с влиянием западноевропейских мечей и шпаг. Иногда, однако, гарда была не столь велика. На некоторых саблях этого типа передний конец крестовины, изгибаясь под прямым углом, образовывала пальцевую дужку, не доходящую до навершия. Этот тип был наиболее распространён и послужил прообразом для гусарских сабель.
- Рукоять с прямым деревянным стержнем, обтянутым кожей, навершием в виде колпачка, под тупым углом направленного вверх. Крестовина к концам часто расширялась.
- Навершие рукояти в виде головы орла, откуда произошло название «орлиная сабля». Этот тип встречался редко и, в отличие от первых трёх типов, цепочкой не снабжался. Также, в отличие от них, черен крепился не на заклёпку, а путём расклёпки конца хвостовика.
По форме клинка они были сходны с венгерскими образцами. Длина клинка составляла 77—88 см, вес сабли — около 0,9 кг, с ножнами — 1,6 кг.[1]
Венгерско-польские сабли применялись в течение XVII века, они и произошедшие от них новые типы распространились в XVII—XVIII веках по всем странам Европы.
Другие типы польских сабель
- Армянская сабля — группа сабель, использовавшихся во второй половине XVII — первой половине XVIII веков, включающая несколько типов восточного происхождения.
- Гусарская сабля — в классической форме появилась в середине XVII века на основе венгерско-польских сабель типа 2 и применялась до XIX века.
- Карабела — сабля турецкого происхождения, известная как оружие польской шляхты конца XVII—XVIII веков.
- Костюшковка — сабля с прямоугольной пальцевой дужкой. Характерный тип сформировался к концу XVIII века.
- Августовка — общее название сабель, на клинки которых нанесены надписи и изображения в честь одного из трёх польских королей, носивших имя Август — Августа II, Августа III или Станислава Августа Понятовского.
- «Баторовка» — общее название сабель, на клинке которых — гравированные или травлёные изображения Стефана Батория, связанные с ним надписи.
- «Зигмунтовка» — сабли, на клинке которых золотом насечено изображение Зигмунта III Вазы и надписи.
- «Яновка» — сабли, с изображениями Яна III Собеского и надписями на клинке.
Напишите отзыв о статье "Венгерско-польская сабля"
Примечания
- ↑ [www.moscowtrainings.ru/sablya.htm Ю. В. Квитковский. Польское наступательное вооружение.]
Литература
- В.Квасневич, «Польские сабли», 2005. ISBN 5-98655-011-0
См. также
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Венгерско-польская сабля
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
