Веневитинов, Дмитрий Владимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дмитрий Владимирович Веневитинов

На акварели П. Ф. Соколова
Род деятельности:

поэт, прозаик, переводчик, философ

Дми́трий Влади́мирович Веневи́тинов (14 (26) сентября 1805, Москва — 15 (27) марта 1827, Санкт-Петербург) — русский поэт романтического направления, переводчик, прозаик, философ.





Биография

Дмитрий Веневитинов родился 14 (26) сентября 1805 г. в Москве в приходе ныне утраченной церкви Архидиакона Евпла, что находилась на пересечении Мясницкой улицы и Милютинского переулка. Его отец, отставной прапорщик Семёновского полка Владимир Петрович Веневитинов (1777—1814), происходил из богатой воронежской дворянской семьи. Мать, Анна Николаевна, происходила из княжеского рода Оболенских-Белых. Через неё Дмитрий Веневитинов был в дальнем родстве (четвероюродным братом) с А. С. Пушкиным.

Веневитинов вырос в сохранившемся доме в Кривоколенном переулке, где получил классическое домашнее образование, которым руководила мать. Французскому и латинскому языкам, а также классической литературе, учил Веневитинова его гувернёр Дорер — отставной французский офицер, греческому — грек Бейля (Байло), живописи — художник Лаперш. Русскую словесность преподавал профессор Московского университета А. Ф. Мерзляков, а музыку, вероятнее всего, И. И. Геништа. Прекрасно изучил Веневитинов и немецкий язык, по-видимому, под руководством Х. И. Герке — гувернёра его рано умершего брата Петра.

В 1822 году Дмитрий Веневитинов поступил в Московский университет, где увлёкся немецкой философией и романтической поэзией. В университете слушал отдельные лекции, в частности курсы А. Ф. Мерзлякова, И. И. Давыдова, М. Г. Павлова и Лодера. В 1823 году успешно сдал экзамен по университетскому курсу и в 1824 году поступил на службу в Московский архив коллегии иностранных делархивные юноши» — так иронически назвал служащих этого архива Пушкин в своём романе «Евгений Онегин»). В августе — сентябре 1824 года вместе с младшим братом Алексеем посетил свои воронежские имения, что ярко отразилось в его письмах.

Веневитинов организовал вместе с князем В. Ф. Одоевским тайное философское «Общество любомудрия», куда входили также И. В. Киреевский, А. И. Кошелев, В. П. Титов, Н. А. Мельгунов и другие. Посещали заседания кружка, не являясь формально его членами, М. П. Погодин и С. П. Шевырев. Кружок занимался изучением немецкой идеалистической философии — трудов Ф. Шеллинга, И. Канта, Фихте, Окена, Ф. Шлегеля и других. Веневитинов принимал деятельное участие в издании журнала «Московский вестник».

В ноябре 1826 г. Веневитинов, по протекции княгини Зинаиды Волконской, перебрался из Москвы в Петербург, поступив на службу в Азиатский департамент Министерства иностранных дел. При въезде в Петербург поэт, вместе с Ф. С. Хомяковым и библиотекарем графа Лаваля О. Воше, провожавшим в Сибирь жену декабриста кн. С. П. Трубецкого, Екатерину Ивановну (урождённую Лаваль), был арестован по подозрению в причастности к заговору декабристов. Он провёл три дня под арестом на одной из гауптвахт Петербурга. Допрашивал Веневитинова дежурный генерал Главного штаба А.Н.Потапов. По словам биографов, арест и допрос сильно подействовали на Веневитинова. Поселились Веневитинов и Хомяков в доме Ланских. Пребывание вдали от родных и друзей, вдали от родной Москвы угнетало поэта, хотя круг общения в Петербурге и был довольно широк: здесь уже жили В. Ф. Одоевский и А. И. Кошелев. Частым гостем Веневитинова был А. Дельвиг. Веневитинов сильно простудился 2 марта, перебегая легко одетым с бала в доме Ланских в свой флигель. Умер 15 (27) марта 1827 г. в Петербурге в окружении друзей, по-видимому, от тяжёлой пневмонии, не дожив до 22 лет. Отпели поэта в церкви Николы Морского. Тело было отправлено в Москву. Похоронили Д. В. Веневитинова 2 апреля 1827 года на кладбище Симонова монастыря в Москве. На похоронах были А. Пушкин и А. Мицкевич.

Веневитинов завещал надеть ему на палец в час кончины перстень из Геркуланума — подарок Зинаиды Волконской. Когда он впал в забытьё, перстень надел на его палец А. С. Хомяков. Вдруг Веневитинов очнулся и спросил: «Разве меня венчают?» И умер. В 1930 -е гг, при сносе Симонова монастыря, тело Д. В. Веневитинова было эксгумировано и перезахоронено на Новодевичьем кладбище, 2 уч. 13 ряд. Прах же матери и брата Д. В. Веневитинова Алексея перезахоронен не был. Могилы были уничтожены. При эксгумации перстень был снят с пальца поэта и сейчас хранится в Литературном музее.

Творчество

В своей литературной деятельности Веневитинов проявил разносторонние дарования и интересы. Он был не только поэтом, но и прозаиком, писал литературно-программные и критические статьи (известна его полемика с Н. А. Полевым по поводу 1 главы пушкинского «Евгения Онегина»), переводил прозаические произведения немецких авторов, в том числе Гёте и Гофмана (Е. А. Маймин. «Дмитрий Веневитинов и его литературное наследие». 1980).

Веневитиновым было написано всего около 50 стихотворений. Многие из них, особенно поздние, наполнены глубоким философским смыслом, что составляет отличительную черту лирики поэта.

Центральная тема последних стихотворений Веневитинова — судьба поэта. В них заметен культ романтического поэта-избранника, высоко вознесенного над толпой и обыденностью:

…Но в чистой жажде наслажденья
Не каждой арфе слух вверяй
Не много истинных пророков
С печатью тайны на челе,
С дарами выспренних уроков,
С глаголом неба на земле.

Ряд стихотворений Веневитинова 1826—1827 гг., написанных за несколько месяцев до смерти поэта («Завещание», «К моему перстню», «Поэт и друг») можно с полным правом назвать пророческими. В них автор словно предвидел свою раннюю кончину:

…Душа сказала мне давно:
Ты в мире молнией промчишься!
Тебе всё чувствовать дано,
Но жизнью ты не насладишься.

Веневитинов был также известен как одарённый художник, музыкант, музыкальный критик. Когда готовилось посмертное издание, Владимир Одоевский предлагал включить в него не только стихотворения, но и рисунки, и музыкальные произведения: «Мне бы хотелось издать их вместе с сочинениями моего друга, чудно соединявшего в себе все три искусства».

Издания

  • «Сочинения Д. В. В.» (1829),
  • [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=970 «Полное собрание сочинений Д. В. Веневитинова», под редакцией А. В. Пятковского. СПб., 1862]
  • «Стихотворения Веневитинова» (1884)
  • [tvereparhia.ru/biblioteka-2/v/1240-venevitinov-d-v/15182-venevitinov-d-v-polnoe-sobranie-sochinenij-1934 Веневитинов Д. В. «Полное собрание сочинений» М.-Л., 1934.]
  • [tvereparhia.ru/biblioteka-2/v/1240-venevitinov-d-v/15183-venevitinov-d-v-stikhotvoreniya-proza-1980 Веневитинов Д. В. «Стихотворения. Проза» М., 1980.]

Библиография

  • Кошелев А. И., Литературные записки. — Берлин, 1884.
  • Барсуков Н., Жизнь и труды Погодина. — СПБ., 1888—1899 (см. по указателю при последнем XXII т.).
  • Пятковский А. П., Кн. Одоевский и Веневитинов, 3-е изд. — СПБ., 1901.
  • Бобров Е., Литература и просвещение в России XIX в., т. I. — Казань, 1901.
  • Котляревский Н., Старинные портреты. — СПБ., 1907.
  • Бобров Е., Философия в России, сб. II и Известия отделения русск. яз. и словесн., т. XV, кн. 1. — СПБ., 1910.
  • Сакулин П. Н., Из истории русского идеализма, кн. В. Ф. Одоевский, т. I. — M., 1913.
  • Шпицер С., Материалы для биографии Веневитинова // «Голос минувшего». — № 1. — 1914.
  • Оксман Ю., Цензурные материалы о Веневитинове // «Лит-й музеум». — I. — П., 1921.
  • Стратен В. В., Веневитинов и «Московский вестник», Известия отделения русск. яз. и словесн. Р. А. Н., т. XXIX. — Л., 1924.
  • Мордовченко Н. И., Русская критика первой четверти XIX в. — М. — Л., 1959.
  • История русской литературы XIX в. Библиографический указатель. — М. — Л., 1962.
  • Каменский З. А. Московский кружок любомудров. — М., 1980. — 327 с.
  • Новичихин Е.Г. "Счастлив, кто прожил, как он...": Вступит. статья //Дмитрий Веневитинов. Усадьбы Веневитиновых. Творческое наследие поэта. - Воронеж:Центр духовного возрождения Черноземного края, 2010. - С. 5-12.

Напишите отзыв о статье "Веневитинов, Дмитрий Владимирович"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Веневитинов, Дмитрий Владимирович

– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).