Венев, Стоян
Поделись знанием:
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
| Стоян Венев | |
| Имя при рождении: |
болг. Стоян Венев Илиев |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
село Скриняно, Кюстендилская область |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Жанр: | |
| Учёба: | |
| Стиль: | |
| Звания: |
Народный художник Болгарии (1954) |
| Премии: | |
Стоян Венев (болг. Стоян Венев / Stoyan Venev; 21 сентября 1904, село Скриняно Кюстендилского округа, Болгария — 20 марта1989, София, Болгария) — болгарский график, жанровый живописец, обращавшийся к крестьянским темам. В полных грубоватого, жизнерадостного юмора сельских сценах в живописи и графике Венева зрителю открываются традиции национальной культуры. Его графика, стилистически опиравшаяся на народные мотивы, сыграла важную роль в развитии этого жанра искусства в Болгарии.
Содержание
Биография
Стоян Венев родился 21 сентября 1903 в небольшом селе Скриняно Кюстендилского округа, на юго-западе Болгарии. Учился в Софийской Академии художеств.
В 20-е—30-е годы вместе с такими художниками, как Илия Петров, Александр Жендов, Илия Бешков, развивая антимонархические и антифашистские темы, Стоян Венев сформировался как мастер сатирической графики.
Со второй половины 30-х годов Венев рисует и пишет, главным образом, полные юмора картинки из крестьянской жизни («Весёлый год», 1957 Национальная художественная галерея, София), празднично-яркие и материальные по живописи, с обобщённой трактовкой приземистых фигур, музыкальной ритмичностью композиции. Ряд поздних картин Венева отличаются драматизмом[1].
Художник умер в 1989 году в Софии.
Признание
Димитровской премии[2] художник был удостоен дважды: в 1950 и 1953 годах.
В 1954 году Стояну Веневу присвоено звание Народного художника Болгарии.
Напишите отзыв о статье "Венев, Стоян"
Литература
- Венева, Лена. [lib.renet.ru/cgi-bin/irbis64r_01/cgiirbis_64.exe?P21DBN=KNIG6&I21DBN=KNIG6_PRINT&S21FMT=fullw_print&C21COM=F&Z21MFN=22841 Стоян Венев. Моя Болгария: живопись]. — М.: Советский художник, 1984. — 28 с. — (Художник и мир). — 4000 экз.
- Венев, Стоян; Львова, Е. П. С. Венев : Альбом репродукций. — М.: Советский художник, 1969. — 24 с. — 7300 экз.
- Венев, Стоян. Стоян Венев : Каталог / Союз болгарских художников, СХ СССР. — М.: Сов. художник, 1966. — 20 с. — 1000 экз.
- Динов, Т. Стоян Венев. — София, 1955.
- Полевой, В. М. Современные и национальные течения в искусстве стран Восточной и Южной Европы // Искусство XX века : 1901—1945. — М.: Искусство, 1991. — С. 233. — 303 с. — (Малая история искусств). — ISBN 5210000346.
Примечания
- ↑ См: «Венев, Стоян», статья в БСЭ, 1969
- ↑ Димитровская премия — ежегодно присуждавшаяся отдельным лицам или коллективам Болгарии за выдающиеся достижения в области литературы, искусства, науки, изобретательства. Учреждена в 1949 году. Награждённым присваивалось звание лауреата премии Димитрова, вручался почётный знак и грамота. Большая Советская Энциклопедия. — Второе издание. — М.: «БСЭ», 1955. — Т. 6.
Ссылки
- [morskivestnik.com/compass/news/2014/092014/092014_67.html Эротические рисунки С. Венева] (болг.)
- [cosh.com.ua/img.php?cat=4&num=7751 Почтовая марка с репродукцией картины С. Венева]
- [www.artnet.com/artists/stoyan-venev/past-auction-results Artnet.com]
- [2.bp.blogspot.com/-qnAAa92Ze2M/VU-6T9s83TI/AAAAAAAA3T0/NnndH4PDmRg/s1600/%D0%A1%D1%82%D0%BE%D1%8F%D0%BD%2B%D0%92%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D0%B2.%2B%D0%92%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B5%D1%87%D0%B0%2B%D0%A1%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9%2B%D0%90%D1%80%D0%BC%D0%B8%D0%B8.jpg Стоян Венев. Встреча Советской Армии]
- [dariavassilyanska.files.wordpress.com/2011/02/ilia-beshkov-andrey-nikolov-stoyan-venev-maystora1.jpg Корифеи болгарского искусства] Слева график Илия Бешков, далее скульптор Андрей Николов, в центре живописец и график Стоян Венев, и справа живописец Владимир Димитров-Майстора.
- [www.arts-museum.ru/data/people/authors/0000_1000/3909_Stoyan_Venev/index.php?lang=ru Картины Стояна Венева, приобретённые в коллекцию] Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина (Москва) на странице музея.
Отрывок, характеризующий Венев, Стоян
– Ты об Николушке? – сказал он.Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Категории:
- Родившиеся 21 сентября
- Родившиеся в 1904 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Кюстендилской области
- Умершие 20 марта
- Умершие в 1989 году
- Умершие в Болгарии
- Художники по алфавиту
- Художники XX века
- Художники Болгарии
- Родившиеся в Болгарии
- Умершие в Софии
- Художники-примитивисты Болгарии
- Художники-экспрессионисты Болгарии
- Лауреаты Димитровской премии
- Народные художники Болгарии
- Художники-пейзажисты Болгарии
- Художники-портретисты Болгарии
- Художники-жанристы Болгарии
- Художники-иллюстраторы Болгарии
- Художники-карикатуристы Болгарии
