Венедикт (Бобковский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Архиепископ Венедикт (в миру Василий Бобковский; 28 февраля (13 марта) 1876, Заволочье, Опочецкий уезд, Псковская губерния — 3 сентября 1951, Мюнхен) — епископ Русской православной церкви заграницей, архиепископ Берлинский и Германский.



Биография

Окончил Духовное училище в городе Великие Луки. В 1902—1905 годы учился в Псковской Духовной семинарии, прослушал два курса в Юрьевском университете.

В 1905 рукоположён во священника церкви села Старосельно в Минской губернии.

С 1914 года служил в Новогрудке.

В 1916—1918 годы был полевым священником. Награждён орденами св. Анны 2-й и 3-й степени и св. Владимира 4-й степени.

В 1918 году возведён в сан протоиерея и назначен настоятелем кафедрального собора в Новогрудке, а впоследствии и благочинным уезда.

После неканонического провозглашения в сентябре 1925 года автокефалии Польской Церкви вошёл в состав её клира.

С 1935 года — митрофорный протоиерей.

27 марта 1937 года пострижен в монашество с именем Венедикт и рукоположён в сан иеромонаха, игумена и архимандрита, в связи с чем назначен настоятелем Свято-Успенского мужского монастыря в Жировицах, где пребывал до 1941 года.

29 июня 1940 года воссоединился с Московской Патриархией.

По ходатайству архиепископа Пантелеимона (Рожновского) 26 марта 1941 года архимандриту Венедикту определено быть епископом Брестским, викарием Гродненской епархии, с оставлением в должности настоятеля Жировицкого монастыря. Хиротонисан 30 марта в Москве.

После оккупации Белоруссии войсками нацистской Германии, оккупационные власти потребовали создать «Белорусскую автокефальную православную национальную церковь». Пантелеимону (Рожновскому) был усвоен титул «Минский и всея Беларуси», Венедикту поручалось управление приходами Гродненской области.

С 3 марта 1942 года член Синода Белорусской Православной Церкви.

10 марта указом белорусского Синода возведён в сан архиепископа Гродненского и Белостокского и назначен Экзархом Восточной Пруссии.

21-26 октября 1943 года совместно с Григорием (Боришкевичем) участвовал в совещании епископов РПЦЗ в Вене, которое не признал избрание митрополита Сергия патриархом.

В июле 1944 года в связи с наступлением Красной армии уехал в Германию.

В апреле 1946 года принят в состав клира Русской Церкви Заграницей.

В мае того же года участвовал работе Архиерейского Собора Русской Зарубежной Церкви.

Ввиду массовой эмиграции в Америку и переселения туда же Архиерейского Синода, следующий Архиерейский Собор предвиделся в США. Туда собирался переселиться и архиепископ Венедикт, поставленный во главе Предсоборной Комиссии, он успешно прошел все необходимые для этого проверки. Но тут скончался митрополит Серафим (Ляде).

С 19 сентября 1950 года — архиепископ Берлинский и Германский.

Весь август 1951 года тяжело больной раком печени архиепископ Венедикт провёл в мюнхенской клинике Красного Креста (Rotkreuzkrankenhaus). За два дня до кончины он соборовался и причастился.

Скончался 3 сентября 1951 года. Погребён на кладбище Фельдмохинг близ Мюнхена у могилы своего друга митрополита Пантелеимона.

Напишите отзыв о статье "Венедикт (Бобковский)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Венедикт (Бобковский)



Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.