Венекюля

Деревня Венекюля Väikylä Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ленинградская областьЛенинградская область Муниципальный район Кингисеппский Сельское поселение Кузёмкинское Координаты 59°28′32″ с. ш. 28°04′45″ в. д.59.475635° с. ш. 28.079084° в. д. / 59.475635; 28.079084    Первое упоминание 1380 год Прежние названия Вягенкила, Вякуля, Норовская, Вяйкюля, Норовское, Венкуль, Наровская, Ванекюла, Вяикула Население ▲ 13 человек (2010) Национальный состав ижора, русские Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 81375 Почтовый индекс 188475, 188457 Автомобильный код 47 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=41221832003 41 221 832 003]

Венекю́ля (фин. Väikylä) — деревня в Кингисеппском районе Ленинградской области. Входит в состав Кузёмкинского сельского поселения.

Название

В разное время деревня имела различные названия.

• 1380 год — Руссише Дорп (нем. Russisches Dorp).
• 1498 год — село Норовское на усть Норовы и Росоны.
• 1618 год — деревня Наровски (швед. Narofschi)
• 1676 год — деревня Вягенкюля (швед. Wägenkylä)
• 1704 год — деревня Вагенкюла (швед. Wagenkÿla)
• 1705 год — деревня Вягенкила
• 1727 год — мыза Вякуля
• 1732 год — деревня Вянкюли (Наровское)
• 1770 год — деревня Норовская
• 1780 год — деревня Венкуль или Венекюла (русская деревня, лодочная деревня)
• 1834 год — деревня Наровская
• 1849 год — деревня Вяйкюля (фин. Wäikylä), состоящая из двух частей: Wena (Венкуль) и Waikylä (Наровская)
• 1852 год — деревня Наровская
• 1856 год — деревня Венкуль (Вянкуль)
• С 1924 года — официальное название Вяйкюль
• на советских картах 1926 года — Ванекюла-Вяикула
• на советских картах 1933 года — Наровское
• С 1936 года — официальное название Вяйкюля (фин. Väikylä, ижор. Väikylä, эст. Väiküla) — народная деревня.
• С 1944 года — официальное название Венкуль
• С 1997 года — официальное название Венекюля.

История

В XIV веке на месте деревни находился порт, через который шёл товарообмен с Новгородской республикой.

Впервые упоминается как село Норовское на усть Норовы и Росоны в Переписной оброчной книге Шелонской пятины 1498 года.

В 1498 году в деревне было 62 крестьянских двора и 71 хозяин, её жители платили подати деньгами. Деревня была поделена между купцами, которые строили там складские помещения и жилые дома. У моста через реку Россонь находилась широкая торговая площадь.

Затем она упоминается как деревня Narofschi by — 25 обеж в шведских писцовых книгах 1618—1623 годов.

Деревня сохраняла своё торговое значение до XVII века.

На карте Ингерманландии А. И. Бергенгейма, составленной по шведским материалам 1676 года, деревня обозначена как Wägenkylä.

На шведской «Генеральной карте провинции Ингерманландии» 1704 года, как Wagenkÿla.

Как деревня Вягенкила она упомянута на «Географическом чертеже Ижорской земли» Адриана Шонбека 1705 года.

Как мыза Вякуля обозначена на карте Ингерманландии А. Ростовцева 1727 года.

Она же под названием Норовская упоминается на карте Санкт-Петербургской губернии Я. Ф. Шмита 1770 года.

Во второй половине XVIII века, земли на которых находилась деревня Екатерина II продала княгине Екатерине Дашковой. В деревне стала увеличиваться доля русского населения и её стали называть Венкуль или Венекюла — русская деревня.

На карте Санкт-Петербургской губернии Ф. Ф. Шуберта 1834 года она обозначена как деревня Наровская, состоящая из 28 крестьянских дворов.

ВЕНКУЛЬ — деревня принадлежит Казённому Ведомству, число жителей по ревизии: 117 м. п., 125 ж. п. (1838 год)

На этнографической карте Санкт-Петербургской губернии П. И. Кёппена 1849 года, упомянута деревня «Wäikylä», населённая ингерманландцами-савакотами.

В пояснительном тексте к этнографической карте она записана как две деревни:

• Wena (Венкуль), количество жителей на 1848 год: савакотов — 37 м. п., 39 ж. п., всего 76 человек
• Waikylä (Наровская), количество жителей на 1848 год: савакотов — 4 м. п., 4 ж. п., всего 8 человек, остальные ижора и русские

На карте профессора С. С. Куторги 1852 года она упомянута как деревня Наровская из 28 дворов.

ВЕНКУЛЬ — деревня Ведомства Государственного Имущества, 21 верста по почтовой, а остальное по просёлочной дороге, число дворов — 30, число душ — 129 м. п. (1856 год)

---

ВЕНКУЛЬ — деревня, число жителей по X-ой ревизии 1857 года: 118 м. п., 146 ж. п., всего 264 чел.

• Venekyla1860.jpg

  План деревни Венекюля. 1860 г.

В 1860 году деревня насчитывала 32 двора.

ВЕНКУЛЬ (НАРОВСКАЯ) — деревня казённая при реке Россони, число дворов — 35, число жителей: 124 м. п., 152 ж. п.; Часовня. Волостное правление. (1862 год)

---

ВЕНКУЛЬ — деревня, по земской переписи 1882 года: семей — 73, в них 175 м. п., 188 ж. п., всего 363 чел.

---

ВЕНКУЛЬ — деревня, число хозяйств по земской переписи 1899 года — 80, число жителей: 200 м. п., 216 ж. п., всего 416 чел.
разряд крестьян: бывшие государственные; народность: русская — 57 чел., финская — 298 чел., эстонская — 7 чел., смешанная — 54 чел.

В XIX — начале XX века, деревня административно относилась к Наровской волости 2-го стана Ямбургского уезда Санкт-Петербургской губернии.

В 1920 году по Тартускому мирному договору, территория на которой находилась деревня Венекюля, ныне известная как Эстонская Ингерманландия, отошла независимой Эстонии.

В период с 1920 по 1940 год деревня находилась в составе волости Нарва (до 1927 года в русскоязычных источниках называлась Наровская волость).

В 1922 году в деревне было 78 хозяйств и 512 жителей. После закрытия границы с РСФСР, ижоры не могли больше заниматься традиционным промыслом — продажей рыбы в соседних российских деревнях, поэтому в деревне стало увеличиваться молочное стадо и посадки овощей. Местные продукты — масло и творог, а также ранний картофель высоко ценились среди отдыхающих на курорте Нарва-Йыэсуу. Также для отдыхающих устраивались увеселительные прогулки на лодках к ветряной мельнице, находящейся в деревне, где их угощали молоком, хлебом и мёдом.

В деревне жили крепкие хозяева, занимавшиеся, кроме крестьянского труда ловлей рыбы и торговлей лесом. Бедняков в деревне не было. У некоторых сыновья выучились на судовых механиков и штурманов, и ходили на эстонских торговых судах. Местные рыбаки однажды поймали четырёхметрового осетра, которого живым преподнесли президенту Эстонии Константину Пятсу.

Согласно советской топографической карте 1926 года деревня называлась Ванекюла (Вяикула) и насчитывала 109 крестьянских дворов. В центре деревни находилась часовня, на северо-западной окраине — ветряная мельница. С деревней Саркюля она была связана паромом.

В 1930-х годах в деревне действовало народно-просветительское общество русской культуры «Заря», насчитывавшее 103 члена, работала шестиклассная школа, библиотека на русском языке, спортивный и драматический кружки. В деревне был собственный певческий хор. Большим праздником для него стало участие в фестивале русской песни, прошедшем в 1932 году в Нарве, в нём приняли участие русские коллективы из Финляндии, Эстонии и Латвии, приветствие участникам прислал живший во Франции Фёдор Шаляпин. Местные жители носили ижорскую национальную одежду не только по праздникам, но и дома, занимаясь домашними работами.

В 1935 году архиепископ всея Финляндии Герман прислал для православного прихода Вяйкюля облачение священника и церковную утварь.

С 1940 по 1944 год деревня находилась в составе Эстонской ССР.

В 1943 году в деревне проживали 263 человека. За жителями деревни числилось: 236,2 га обрабатываемых сельхозугодий, 41 лошадь, 74 коровы, 25 овец и 30 свиней.

3 февраля 1944 года деревня была освобождена от немецко-фашистских оккупантов, которые сожгли её при отступлении. В том же году она была передана в состав Ленинградской области РСФСР.

По данным 1966 года деревня входила в состав Куровицкого сельсовета Кингисеппского района

По данным 1990 года деревня Венекюля входила в состав Кузёмкинского сельсовета.

Население деревни в 1997 году — 17 человек, в 2002 году — 59 человек (русские — 85 %), в 2007 году — 10.

География

Венекюля находится в западной части района на берегу реки Россонь до её впадения в реку Нарву.

Расстояние до административного центра поселения — 18 км.

Демография

<timeline> ImageSize = width:400 height:300 PlotArea = left:30 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:416 ScaleMajor = unit:year increment:100 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1838 color:gray1 width:1
  from:0 till:242 width:15  text:242 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1857 color:gray1 width:1
  from:0 till:264 width:15  text:264 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1862 color:gray1 width:1
  from:0 till:276 width:15 text:276 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1882 color:gray1 width:1
  from:0 till:237 width:15  text:237 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1899 color:gray1 width:1
  from:0 till:416 width:15  text:416 textcolor:red fontsize:8px
bar:1943 color:gray1 width:1
 from:0 till:263 width:15 text:263 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1997 color:gray1 width:1
  from:0 till:17 width:15  text:17 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2002 color:gray1 width:1
 from:0 till:59 width:15 text:59 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2007 color:gray1 width:1
  from:0 till:10 width:15  text:10 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1
  from:0 till:13 width:15  text:13 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Известные уроженцы

• Емельянов (Йыги), Борис Константинович (1915—1989) — ижорский писатель
• Матрона Пясси — ижорская рунопевица и целитель

Литература

• Б. К. Емельянов (Йыги) Пласты истории села Венкуль, сиречь Наровского, с незапамятных времён по настоящее время. 2011, с. 472, ISBN 978-5-919180-74-6

Улицы

Береговая, Ивангородская, Луговая, Речная, Центральная.

Отрывок, характеризующий Венекюля

Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.