Вениамин (Сахновский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Епископ Вениамин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Епископ Воронежский и Елецкий
2 декабря 1742 — 28 марта 1743
Предшественник: Иоаким (Струков)
Преемник: Феофилакт (Губанов)
Епископ Вятский и Великопермский
18 мая 1739 — 2 декабря 1742
Предшественник: Киприан (Скрипицын)
Преемник: Варлаам (Скамницкий)
Епископ Коломенский и Каширский
25 июля 1731 — 18 мая 1739
Предшественник: Игнатий (Смола)
Преемник: Киприан (Скрыпицын)
 
Имя при рождении: Сахновский
Рождение: 1689(1689)
Смерть: 28 марта (8 апреля) 1743(1743-04-08)

Епископ Вениами́н (Сахно́вский; 1689 — 28 марта [8 апреля1743, Воронеж) — епископ Русской православной церкви, Воронежский и Елецкий (1742—1743), Вятский и Великопермский (1739—1742), Коломенский и Каширский (1731—1739).



Епископ

Родился в 1693 году в семье протоиерея. По одной версии родом из сербского Косова, по другой из города Косов (ныне Ивано-Франковская область). Провёл большую часть своей юности в Валахии.

Учился в местных латинских школах, хорошо знал валашский язык и даже делал переводы текстов на славянский. Был знаком с Пахомием (Шпаковским), будущим Воронежским митрополитом.

Узнав, что Пахомий пастырствует в Воронеже, Вениамин тайно ушёл из родительского дома и явился к архиерею. Пахомий постриг его в монашество и, рукоположил в иеродиакона для архиерейского дома.

Решением Синода отправлен во флот.

19 июля 1726 года определен архимандритом Святогорского монастыря Псковской епархии.

В 1730 году переведён в Псково-Печерский монастырь.

25 июля 1731 года хиротонисан во епископа Коломенского и Каширского.

О Вениамине сохранилось следующее воспоминание: «Он был телом статен, громогласен и гостеприимен, и хотя сам был мало учен, однако ученых любил». Особенная внешность епископа Вениамина, как полагают, послужила причиной его перевода в Вятку. Под влиянием фаворита императрицы Анны Иоанновны Э. И. Бирона, который «ярких образцов русской красоты на виду не любил», преосвященный Вениамин был переведён на Вятскую кафедру.

С 18 мая 1739 года — епископ Вятский и Великопермский.

Переведенный в Вятку против собственного желания, епископ Вениамин считал себя не на своём месте и потому ничего не хотел делать и не оставил после себя никаких плодов своей деятельности.

Со 2 декабря 1742 года — епископ Воронежский и Елецкий.

Скончался 28 марта 1743 года.

Напишите отзыв о статье "Вениамин (Сахновский)"

Литература

Ссылки

Предшественник:
Игнатий (Смола)
Епископ Коломенский и Каширский
25 июля 1731- 18 мая 1739
Преемник:
Киприан (Скрыпицын)

Отрывок, характеризующий Вениамин (Сахновский)

Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.