Венская классическая школа
Ве́нская класси́ческая шко́ла (нем. Wiener Klassik — «венская классика») — направление европейской музыки второй половины XVIII — первой четверти XIX вв. К нему принадлежат композиторы Йозеф Гайдн, Вольфганг Амадей Моцарт и Людвиг ван Бетховен[1].
Особенности музыки
Трёх великих композиторов венской школы объединяет виртуозное владение разнообразнейшими стилями музыки и приёмами композиции: от народных песен до полифонии эпохи барокко. Венские классики создали тот высокий тип инструментальной музыки, в котором все богатство образного содержания воплощено в совершенную художественную форму.
Основной особенностью данного направления является применение трёх приёмов: обязательного аккомпанемента, наличия сквозных тем и работы над темой и формой.
Для искусства представителей венской классической школы характерны универсальность художественного мышления, логичность, ясность художественной формы. В их сочинениях органично сочетаются чувства и интеллект, трагическое и комическое, точный расчёт и естественность, непринуждённость высказывания.
В творчестве венских классиков выражено динамическое понимание жизненных процессов, нашедшее наиболее полное воплощение в сонатной форме и обусловившее симфонизм многих их сочинений. С симфонизмом, в широком смысле, связаны расцвет ведущих инструментальных жанров эпохи — симфонии, сонаты, концерта и камерного ансамбля, окончательное формирование 4-частного сонатно-симфонического цикла.
Расцвет венской классической школы совпал с общим процессом становления симфонического оркестра — его стабильного состава, функциональной определённости оркестровых групп. Сложились главные классические типы камерных ансамблей — фортепианное трио, струнный квартет и другие. Из музыки для сольных инструментов особенно выделилась фортепианная музыка. Оперное творчество Моцарта открыло широкие перспективы развития различных типов оперы — лирической и социально-обличительной комедии, музыкальной драмы, философской оперы-сказки и других.
Каждый из мастеров венской классической школы обладал неповторимой индивидуальностью. Гайдну и Бетховену наиболее близкой оказалась сфера инструментальной музыки, Моцарт в равной мере проявил себя и в оперном, и в инструментальных жанрах. Гайдн больше тяготел к объективным народно-жанровым образам, юмору, шутке, Бетховен — к героике, Моцарт, будучи универсальным художником — к разнообразным оттенкам лирического переживания.
Центральной площадкой развития данного музыкального направления стала Вена, столица музыкальной культуры того времени. И если Париж с его оперой и Лондон с его публичными концертами были задающими тон музыкальными городами Европы второй половины XVIII века, то Вена после смерти прославленного Моцарта и переезда в неё Бетховена занимала в мире музыки господствующее положение. И если Моцарт при жизни был скорее одним из известных венских композиторов, то Бетховен уже считал Вену венцом своей творческой карьеры. Это обстоятельство прозорливо подметил почитатель Бетховена граф Фердинанд Эрнст Габриель фон Вальдштейн в своем письме к нему: «Благодаря Вашему неустанному усердию Вы получите дух Моцарта из рук Гайдна»
Термин «венские классики» ввёл в употребление австрийский музыковед Р.Г. Кизеветтер в 1834 году в отношении Гайдна и Моцарта. Позднее другие авторы [кто?] добавили в этот список Бетховена. Англоязычные музыковеды также называют венских классиков представителями «Первой венской школы»[2].
Система жанров, форм и правил гармонии, разработанная классической венской школой, сохраняет своё значение и до сих пор.
Венские классики в западном музыкознании
Англоязычное музыкознание скорее избегает термина «венская классика», предпочитая более широкое понятие «классического» (classical)[3]. Немецкоязычное музыкознание, напротив, активно использует термин «венская классика» (Wiener Klassik), впрочем, консенсуса (подобного тому, который господствовал в позднесоветских учебниках музыки и музыкальных словарях) среди немецких учёных нет. Л. Финшер, например, предлагал ограничить венскую классику сочинениями Гайдна и Моцарта периода 1781-1803 гг. Г.Г. Эггебрехт подкреплял своё длинное определение венской классики, охватывающее Гайдна, Моцарта и Бетховена, многими и детальными анализами их музыки. По мнению К.Дальхауза, правильней говорить о «единой классико-романтической эпохе» (очевидное подтверждение этой идеи Дальхауз видел в эволюции музыки Бетховена и Шуберта). Т.Георгиадес в своих работах, посвящённых инструментальной музыке XVIII и первых десятилетий XIX вв., причислял к венской классике и Шуберта (особенно его песни и «Неоконченную» симфонию).
Напишите отзыв о статье "Венская классическая школа"
Примечания
- ↑ Хохлов Ю. Н. Венская классическая школа // Музыкальная энциклопедия / под ред. Ю. В. Келдыша. — М.: Советская энциклопедия, 1973. — Т. 1.
- ↑ Под «Второй венской школой» они имеют в виду Нововенскую школу додекафонистов (Шёнберга, Веберна, Берга) XX в.
- ↑ Примечательно, что в последнем издании Музыкального словаря Гроува (2001) вообще нет статьи «Viennese Classics», зато есть обширная статья «Classical» (авторы: Daniel Heartz и Bruce Alan Brown).
См. также
| ||||||
Отрывок, характеризующий Венская классическая школа
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.
Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]
13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
