Венский университет

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Венский университет
Оригинальное название

Universität Wien

Международное название

University of Vienna

Год основания

1365

Тип

государственный

Ректор

Георг Винклер

Студенты

91 900

Бакалавриат

79 300

Магистратура

12 600

Расположение

Вена, Австрия

Сайт

[www.univie.ac.at vie.ac.at]

Координаты: 48°12′47″ с. ш. 16°21′35″ в. д. / 48.21306° с. ш. 16.35972° в. д. / 48.21306; 16.35972 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.21306&mlon=16.35972&zoom=17 (O)] (Я)К:Учебные заведения, основанные в 1365 году

Ве́нский университе́т (нем. Universität Wien, лат. Alma Mater Rudolphina Vindobonensis) — государственный университет, расположенный в Вене, Австрия. Основанный в 1365 году, Венский университет является одним из старейших университетов Европы. В университете учится около 92 000 студентов[1], что делает его крупнейшим по численности обучающихся студентов ВУЗом немецкоязычного пространства. В университете представлены на выбор учащихся более 130 образовательных программ. Неофициальное название, распространённое среди студентов, — Хауптуни (нем. Hauptuni — Главный университет).
C 311 из 331 университетов-партнеров Венский университет поддерживает программу по обмену студентами (ERASMUS/SOKRATES). Студенты из 130 стран посещают более 10000 предлагаемых курсов лекций в университете.





История

Венский университет был основан 12 марта 1365 года герцогом Рудольфом IV, а также его братьями Альбрехтом III и Леопольдом III. Своё название Alma Mater Rudolphina университет получил благодаря своему основателю. После Карлова университета в Праге и Ягеллонского университета в Кракове Венский университет является третьим старейшим высшим учебным заведением Центральной Европы, а также старейшим университетом в немецкоязычном пространстве.

Для полноценного функционирования университета понадобилось, однако, ещё около двадцати лет. Для полноценной работы университета герцогу Альбрехту III пришлось переманить из Сорбонны в Вену профессорско-преподавательский состав, а также заручиться поддержкой католической церкви в деле открытия теологического факультета. В итоге в 1385 году было открыто первое университетское здание.

До конца Средневековья университет постоянно развивался и к 1450 году насчитывал около 6 000 студентов. Осада Вены турками привела, однако, несколькими десятилетиями позже к практически полному краху университета: в некоторые годы XVI века там обучалось всего лишь около 30 студентов. Реформирование университета произошло лишь при Марии Терезии и Иосифе II в 1749 году.

В 1897 году к процессу обучения в университете были впервые допущены женщины, первоначально только на философском факультете. Остальные факультеты открыли свои двери для студенток несколькими годами позже: в 1900 году на медицинском факультете, в 1919 году на юридическом, в 1923 году на протестантско-теологическом факультете и, наконец, в 1946 году на католико-теологическом факультете. В 1905 году Элизе Рихтер стала первой женщиной в истории университета, которая получила степень доктора наук.

Местоположение

В Средневековье университет располагался в так называемом Штубенфиртель (нем. Stubenviertel) первого внутреннего района Вены. Современное главное здание Венского университета было построено в 1877-1884 годы по проекту архитектора Генриха фон Ферстеля на Рингштрассе.

В настоящий момент в главном здании находятся ректорат, большинство деканатов, главная университетская библиотека, а также некоторые институты. Остальные институты и кафедры рассредоточены более чем в 60 пунктах в Вене. Недалеко от главного университетского корпуса находится кампус, расположенный в здании бывшего венского городского госпиталя.

Факультеты

Венский университет предлагает студентам обучение на:

  • 54 программах Бакалавриата
  • 112 программах Магистратуры
  • 11 программах Докторантуры

Известные выпускники

Венский университет является также и колыбелью австрийской экономической школы, представители которой обучались, а впоследствии преподавали в университете. Среди них Карл Менгер, Эйген фон Бём-Баверк, Фридрих фон Визер, Людвиг фон Мизес, Фридрих фон Хайек, Йозеф Шумпетер.

В Венском университете после образования в 1852 кафедры истории искусств во главе с Рудольфом Айтельбергером возникла Венская школа истории искусств.

Нобелевские лауреаты

Другие известные выпускники и студенты

Известные студенты

См. также

Напишите отзыв о статье "Венский университет"

Примечания

  1. [www.univie.ac.at/en/university/figures-and-facts/ University of Vienna: Figures and Facts].
  2. Felix Frankl, окончил [online.univie.ac.at/inst?lang=en&kapitel=56&format=html математический факультет], PhD,1927

Ссылки

  • [www.univie.ac.at/ www.univie.ac.at] — Официальный сайт Венского университета
  • [studentpoint.univie.ac.at/ www.studentpoint.univie.ac.at] — Студенческий портал Венского университета


Отрывок, характеризующий Венский университет

– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.