Венцлова, Антанас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Антанас Венцлова
Antanas Venclova
Имя при рождении:

Венцлова
Антанас Томасович

Место рождения:

д. Тремпиняй, Любавская волость, Кальварийский уезд, Сувалкская губерния, Царство Польское, Российская империя (ныне — Мариямпольский уезд, Литва)

Гражданство:

Российская империя, Литва, СССР

Род деятельности:

поэт, прозаик, литературный критик, переводчик

Направление:

социалистический реализм

Жанр:

стихотворение, рассказ, повесть, роман

Язык произведений:

литовский

Дебют:

сборник стихов «В сумеречных переулках»(1926)

Премии:


Государственная премия Литовской ССР (1960)

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Анта́нас Ве́нцлова (лит. Antanas Venclova; 1906—1971) — литовский поэт, прозаик, критик, переводчик, государственный деятель. Лауреат Сталинской премии второй степени (1952). Народный писатель Литовской ССР (1965). Член ВКП(б) с 1950 года.





Биография

Антанас Томасович Венцлова родился 7 января 1906 года в деревне Тремпиняй[lt] (ныне Мариямпольского уезда Литвы) в семье крестьянина. В 1925 году окончил среднюю школу в г. Мариамполе и до 1929 года служил в департаменте земельной реформы в Каунасе. В 1932 году окончил факультет гуманитарных наук Университета Витаутаса Великого в Каунасе. В 1933—1934 годах преподавал в средней школе Каунаса; в 19341939 годахКлайпеды. В 19301931 годах входил в литературную группу третьефронтовцев и редактировал литературный журнал «Трячас фронтас» („Trečias frontas“; «Третий фронт»).В 1934 г вместе с П. Цвиркой издал памфлет "Адольф Гитлер. Карьера диктатора". А.Венцлова и П.Цвирка были женаты на родных сёстрах. В 1936 году посетил СССР. В 1939 году после передачи по ультиматуму Клайпеды нацистской Германии возвратился в Каунас, где стал преподавателем в мужской гимназии «Аушра» и одновременно редактором альманаха «Прошвайсте» («Проблеск»). Однако весной 1940 года за антифашистское стихотворение «Сквозь дым войны», напечатанное в этом журнале, А. Венцлова по прямому указанию А. Сметоны был уволен со службы.

В 1940 году член Народного сейма. Участник сессии ВС СССР в Москве, принявшей Литву в состав СССР. На оригинале «Декларации о вхождении Литвы в состав Союза Советских Социалистических Республик», как и на других декларациях «Народного сейма», стоит его подпись рядом с подписями председателя «Народного сейма» Л. Адомаускаса, заместителей председателя М. Гедвиласа и Ю. Григалавичюса и секретаря П. Цвирки[1].

В 19401943 годах народный комиссар просвещения Литовской ССР, в 1944—1946 годах — доцент Каунасского Государственного университета. Член-корреспондент АН Литовской ССР (1949). Член ЦК КП Литовской ССР. В 1950 написал текст гимна Литовской ССР. Депутат ВС Литовской ССР. Депутат ВС СССР 1-5 созывов (1941—1962). В 19541959 годах председатель Союза советских писателей Литовской ССР. Член секретариата СП СССР. Член Советского Комитета защиты мира.

Отец поэта, переводчика и литературоведа Томаса Венцловы.

А. Т. Венцлова умер 28 июня 1971 года. Похоронен на кладбище Антакальнис.

Награды и премии

Творчество

Литературной деятельностью занимался с 1926 года. Первые сборники стихов «В сумеречных переулках» (1926) и «На улицах светает» (1927). Выступил с критикой литовского буржуазного общества и мещанства. Опубликовал на литовском языке сборники рассказов «Дорога в Литву» (1942), «Из военного блокнота» (1943), «Дерево и его побеги» (1948), «Рассказы», «Берёзы в бурю» (1930) и др; книги стихов «Там, где яблоня высокая» (1945), «Зов Родины» (1942), «Молодость страны» (1948), «Стихи», «Избранное» (1950); очерки и статьи «Герой Советского Союза Марите Мельникайте» (1943), «Путевые впечатления» (1949), «Голуби мира» (1952) и др. На русском языке были изданы сборники стихотворений «Родное небо» (1944), «Край Немана» (1948), «Марите. Очерк о Герое Советского Союза Марите Мельникайте». Роман из студенческой жизни «Дружба» (1936) и сборник рассказов «Ночь» (1939) носили реалистический характер. Роман «День рождения» об установлении Советской власти в Литве. Автобиографическая трилогия («Весенняя река», «В поисках молодости», «Буря в полдень», 1964—1969). А. Венцлова — автор литературно-критических работ, военных и путевых очерков.

А. Венцлова перевёл на литовский язык ряд произведений русской классической и советской литературы и иностранных писателей («Евгений Онегин» и «Медный всадник», а также трагедию "Борис Годунов" А. С. Пушкина, «Белеет парус одинокий» В. П. Катаева, "Народ бессмертен" Василия Гросмана, произведения М. Горького"Мои университеты", Н. С. Тихонова, П. Г. Тычины,Тараса Шевченко "Заповит", "Сон","Кавказ", "Катерина", Я. Купалы в том числе" А кто там идёт?", Я.Коласа,М.Танка, П. Бровку и др.).

Произведения переводились на латышский, польский, русский, украинский и другие языки.

Музей

В Вильнюсе по адресу улица Паменкальнё (Pamėnkalnio g. 34) в бывшей квартире писателя, где он проживал в 19451971 годах, действует мемориальный Дом-музей семьи Венцловы. В экспозиции музея представлен рабочий кабинет Антанаса Венцловы, отражающий быт литовской интеллигенции 1940-х—1950-х годов.[2]

Напишите отзыв о статье "Венцлова, Антанас"

Примечания

  1. «Правда», 1989, № 202 (25920), 21 июля.
  2. [www.vilniausmuziejai.lt/venclova/ru/museum.htm Дом-музей семьи Венцловы]

Ссылки

  • [www.lle.lt/FMPro?-db=lle2004.fp5&-format=detail.htm&-lay=straipsnis&-op=eq&a=v&-max=2147483647&-recid=42491&-find= Venclova, Antanas] (лит.)
  • [www.vilniausmuziejai.lt/venclova/index.htm Дом-музей семьи Венцловы] (лит.)

Отрывок, характеризующий Венцлова, Антанас

– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!