Вепринцев, Борис Николаевич
| Борис Николаевич Вепринцев | ||
| Дата рождения: | ||
|---|---|---|
| Место рождения: | ||
| Дата смерти: | ||
| Страна: |
СССР | |
| Научная сфера: | ||
| Награды и премии: |
| |
Борис Николаевич Вепринцев (4 апреля 1928 — 11 апреля 1990) — советский учёный, биофизик, лауреат Государственной премии СССР.
Содержание
Биография
Борис Николаевич Вепринцев родился в семье профессионального революционера, члена РСДРП(б) с 1903 года, Николая Александровича Вепринцева. В 1932 году отец был объявлен врагом народа, арестован и сослан в Барнаул, а через 3 года в Воркуту. В 1940 году он был списан по болезни и отправлен на жительство в Ливны. В 1941 году он скончался при эвакуации в больнице Моршанска. Матери Бориса Вепринцева после ареста главы семьи было предписано выехать из Москвы, но благодаря заступничеству друга семьи Серго Орджоникидзе они остались жить в столице.
Во время учёбы в школе в шестом классе он вступил в КЮБЗ — кружок юных биологов при Московском зоопарке. Однажды он присутствовал на встрече учёных-биологов и услышал диск с записями птичьих песен, записанные Людвигом Кохом, который жил в эмиграции в Великобритании. В 1947 году Борис Вепринцев поступил на биологический факультет МГУ. Во время учёбы он занимался научными исследованиями, бывал в биологических экспедициях. В 1951 году он был арестован по подозрению в укрывательстве отца, о судьбе которого органам было неизвестно. Борис Вепринцев был отправлен в Кемеровский лагерь. Лагерный период его жизни трактуется в самиздатовской публикации Хроникa текущих событий[1], но этот материал может оказаться недостоверным. После смерти Сталина Глеб Максимилианович Кржижановский обратился с просьбой освободить Бориса Вепринцева. Он был привезён в Москву и до суда находился в следственном изоляторе. Суд признал обвинения необоснованными.
Борис Вепринцев вновь вернулся в МГУ и окончил биофак в 1956 году и поступил в аспирантуру. Он занимался исследованиями свойств клеточных мембран. В 1957 году он начал записывать голоса птиц. Первый опыт получился не слишком удачным, но ему удалось создать аппарат, способный работать в природных условиях. В 1960 году вышла первая пластинка с записями птиц в природе. Один из авторских экземпляров Борис Вепринцев отправил в Великобританию Людвигу Коху. Н. С. Хрущёв одобрил пластинку с записями птичьих голосов и в дальнейшем вышло ещё несколько пластинок с такими записями. Всего за свою жизнь Борис Вепринцев сделал несколько сотен подобных записей, в числе которых более 500 птичьих голосов.
В 1971 году Б. Н. Вепринцев защитил диссертацию на соискание степени доктора биологических наук по теме «О связи электрической активности нервной клетки с синтезом в ней РНК и роли клеточной мембраны в регулировании биосинтеза РНК в клетке».[2]
Награды
- Государственная премия СССР (1982)
Напишите отзыв о статье "Вепринцев, Борис Николаевич"
Примечания
Ссылки
- В. М. Песков [www.kp.ru/daily/24079.3/313689/ Окно в природу: Микрофон на берёзе]
- Симон Шноль [web.archive.org/web/20090530024342/www.znanie-sila.ru/projects/issue_107.html Борис Николаевич Вепринцев] // «Знание — сила», 1997, № 9
- С. Э. Шноль [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/BIO/VV_BI1_W.HTM Борис Николаевич Вепринцев] // Природа, 1993, № 1, стр. 40—49
Отрывок, характеризующий Вепринцев, Борис Николаевич
– Сходит? – повторила Наташа.– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
