Вепсский язык

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вепсский язык
Самоназвание:

vepsän kel'

Страны:

Россия

Регионы:

Карелия, Ленинградская область, Вологодская область, Иркутская область, Кемеровская область

Официальный статус:

Республика Карелия
Вепсское национальное сельское поселение

Регулирующая организация:

Правительство Республики Карелия[1]

Общее число говорящих:

3613 в России (2010)[2]

Статус:

серьёзная угроза исчезновения[3]

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Уральская семья

Финно-угорская ветвь
Финно-волжская группа
Прибалтийско-финская подгруппа
Письменность:

латиница (вепсская письменность)

Языковые коды
ГОСТ 7.75–97:

веп 135

ISO 639-1:

ISO 639-2:

ISO 639-3:

vep

См. также: Проект:Лингвистика

Ве́псский язы́к (самоназвание — vepsän kel') — язык вепсов, входит в северную подветвь прибалтийско-финских языков. Некоторые исследователи, впрочем, выделяют его в особую — восточную подветвь прибалтийско-финских языков.





Лингвогеография

Ареал и численность

Вепсский язык распространён в Республике Карелия (Прионежский район), Ленинградской области (Подпорожский, Тихвинский, Лодейнопольский, Бокситогорский районы), а также Вологодской области (Вытегорский и Бабаевский районы). Компактно проживающие группы вепсов имеются на границе Иркутской области и Усть-Ордынского Бурятского округа (большинство — в посёлке, районном центре Аларского района Кутулик). Вепсы-переселенцы проживают также в посёлке Кузедеево Кемеровской области (по переписи 2010 года в Кузедеево вепсским языком владело 5 человек).

Включён в 2009 году ЮНЕСКО в Атлас исчезающих языков мира как находящийся под угрозой исчезновения.

По данным Всероссийской переписи населения 2010 года численность лиц, владеющих вепсским языком, составляла в России 3,6 тыс. человек[2].

Цифры, полученные в результате проведения переписей населения, не вызывают доверия у исследователей из-за того, что известны многочисленные факты записи вепсов русскими. Основные причины причисления вепсами себя к русским — непрестижность языка, низкий уровень национального самосознания[4].

Диалекты

Вепсский язык имеет три живых диалекта[5]:

Средний диалект выделяется более географически, так как в нём имеется ряд значительно отличающихся говоров и их групп (например, белозерские говоры, имеющие между собой значительные фонетические и морфологические различия, шимозерский говор, группы оятских говоров, юго-западные или капшинские говоры и др.). Среди не так давно вымерших диалектов выделяется исаевский — на юго-запад от Каргополя (вымер на рубеже XIX—XX веков; основной исследователь — Ялмар Басильер, основная работа — «Vepsäläiset Isajevan Voolostissa», 1890).

Письменность

В 1930-е действовала письменность на латинской основе, использующая следующий алфавит[6]:

A a Ä ä B b C c Ç ç D d E e F f
G g H h I i J j K k L l M m N n
O o Ö ö P p R r S s Ş ş T t U u
V v Y y Z z Ƶ ƶ ı

В вепсской письменности 1930-х годов C читалась как современная Č, а Ç — как современная С. Буква Ş соответствует современной Š, буква Ƶ — букве Ž, буква Y — букве Ü. Буква ı (i без точки) обозначала звук, близкий к русскому «ы». В современном вепсском алфавите на латинице такой буквы нет.

В 1937 году была попытка перевести вепсскую письменность на кириллицу, но ни одной книги на кириллице в те годы не вышло.

В конце 1980-х — начале 1990-х годов вепсская письменность была возрождена. В 1989 году были утверждены два варианта вепсского алфавита — на латинице и кириллице. Их применение, однако, было различным. За следующие 18 лет был издан лишь один букварь на основе кириллицы, а вся учебная и художественная литература издавалась и продолжает издаваться на латинской графике. Практика показала, что алфавит вепсского языка на основе кириллицы остался не востребован.

В 2007 году был утверждён и используется алфавит на основе латиницы с добавлением дополнительной диакритики[1]:

A a B b C c Č č D d E e F f G g
H h I i J j K k L l M m N n O o
P p R r S s Š š Z z Ž ž T t U u
V v Ü ü Ä ä Ö ö

История

Современные вепсы являются потомком финно-угорского племени, известного из древнерусских источников как весь. От основного массива прибалтийско-финских племён вепсы отделились в Прибалтике, откуда они во второй половине I-го тысячелетия н. э. переселились в Межозёрье, где они частично ассимилировали, частично оттеснили к северу более раннее население — саамов. Археологически вепсов этого периода соотносят с приладожской курганной культурой[5][7].

На рубеже I и II тысячелетий в Межозёрье начинают проникать славяне[5]. С XI века новгородцы начинают захватывать вепсские земли и распространять православие[7].

В XI—XII века в Прионежье переселяются карелы-людики, которые ассимилируют часть вепсов[7].

Некоторый подъём вепсской культуры начался в 1930-е годы, когда приступили к созданию письменного языка. АН СССР занималась созданием вепсских учебников и словарей на основе латинской графики; для этого была организована особая комиссия при Институте языка и мышления (ныне ИЛИ РАН). В 1932-33 гг. в Ленинградской области в Винницах, Оште, Шимозере, других вепсских деревнях на Капше, Шоле и Ояти было основано 49 вепсоязычных начальных школ и 5 средних. К 1937 опубликовано 19 учебников (не считая различавшихся между собой переизданий), вепсско-русский словарь, содержащий 3,5 тысячи слов (авторы — Ф. Андреев и М. Хямяляйнен), и несколько книг для чтения.

В 1937 году преподавание вепсского языка в школах и издание литературы на нём были прекращены. Изучение вепсского языка до Второй мировой войны практически полностью производилось финскими учёными (Э. Сетяля, Л. Кеттунен, Э. Тункело и др.).

После Второй мировой войны были расформированы вепсские национальные образования, использование вепсского языка вновь ограничилось домашней сферой. Изучение вепсского языка сосредоточилось в Карелии (Петрозаводск) и Эстонии (преимущественно в Тарту). В то время как петрозаводские учёные изучали в полевых условиях, в основном, северный и средний диалекты, южный диалект изучался эстонскими экспедициями.

В послевоенный период вепсский был языком только бытового общения, однако с начала девяностых годов XX века в Карелии начала проводиться линия на возрождение вепсского языка. Сейчас на вепсском языке издаётся ежемесячная газета «Kodima». Отдельные тексты на вепсском языке печатаются в преимущественно финноязычных журналах «Carelia» и «Kipinä».

С 2006 года вепсские названия населённых пунктов используются на дорожных знаках на территории компактного проживания вепсов в Прионежском районе[8].

За всю историю вепсской письменности на вепсском языке вышло свыше 70 книг, в основном — учебной литературы. Ряд произведений Анатолия Петухова и Рюрика Лонина опубликованы на вепсском языке; наиболее известным вепсским литературным деятелем является поэт Николай Абрамов. Вепсский язык преподаётся как предмет в Финно-угорской школе имени Лённрота в Петрозаводске, в двух школах Карелии, а также в порядке факультатива в нескольких школах Ленинградской области. Преподаётся он также и в трёх вузах: в Петрозаводском университете, Карельской педагогической академии, Институте народов Севера РГПУ в Санкт-Петербурге.

1 февраля 2012 года открылся раздел Википедии на вепсском языке.

Кроме тех двухсложных слов, в которых первый гласный исторически был кратким, происходит отпадение конечного гласного в номинативной форме: 1) в двухсложных словах, если первый слог закрытый, или первый гласный — дифтонг или исторически долгий (ozr «ячмень», poig «сын», nor «верёвка»); 2) в многосложных словах (madal «низкий»).

Лингвистическая характеристика

Фонетика и фонология

Гласные

Система гласных вепского языка[9]:

УФА Передний ряд Задний ряд
Верхний подъём i ü u
Средний подъём e ö o
Нижний подъём ä a

Система гласных шимозерских говоров[10]:

УФА Передний ряд Средний ряд Задний ряд
Верхний подъём i ü u
Средний подъём e ö o
Нижний подъём ä a

В отличие от всех остальных прибалтийско-финских языков в вепсском отсутствует противопоставление гласных по долготе—краткости (за исключением южных говоров, где оно возникло вторично, благодаря появлению новых долгих гласных из дифтонгов: ai, au > ā, oi > ō, uu > ū)[11].

Дифтонги в вепсском языке бывают только нисходящими[12].

Согласные

Таблица согласных вепсского языка
губные переднеязычные среднеязычные заднеязычные
губно-губные губно-зубные зубные альвеолярные
шумные взрывные тв. /p/ /b/ /t/ /d/ /k/ /g/
м. /p'/ /b'/ /t'/ /d'/ /k'/ /g'/
аффрикаты тв. /c/ /č/
м. //
фрикативные тв. /f/ /v/ /s/ /z/ /š/ /ž/ /h/
м. /f'/ /v'/ /s'/ /z'/ /j/ /h'/
сонорные носовые тв. /m/ /n/
м. /m'/ /n'/
боковые тв. /l/ /r/
м. /l'/ /r'/

Встречаются геминанты; в основах это происходит редко, чаще на границах основ. В связи с введением в язык большого количества новых сложных слов, на границах их компонентов могут встречаться практически любые геминанты, возможные в языке.

Перед гласными переднего ряда согласные, кроме č, š, ž палатализуются. Существует ряд исключений, касающихся гласного е в непервых слогах.

Просодия

Ударение динамическое и фиксированное, падает на первый слог[13].

Морфонология

Чередование ступеней в вепсском не сохранилось. Сингармонизм ограничивается первым и вторым слогами[13].

Морфология

Имеется множество послелогов, а также небольшое количество предлогов, представляющих собой по происхождению перемещённые послелоги. Категория притяжательности почти исчезла; лично-притяжательные суффиксы используются с местоимениями и терминами родства. Глагол имеет 3 общераспространённых наклонения: индикатив, императив и кондиционал; неясно, исчез ли полностью потенциал (возможностное наклонение), так как его формы регулярно фиксировались в диалектах на всем временном протяжении изучения языка. Отрицание выражается с помощью специального отрицательного глагола (в императиве — запретительного).

Имя существительное

Различными авторами насчитывается от 10 до 24 падежей[14].

М. И. Зайцева выделяет следующие падежи: номинатив, генитив, партитив, транслатив, инессив-элатив, иллатив, адессив-аблатив, аллатив, абессив, эссив, инструктив, а также так называемые послеложные падежи: элатив, аблатив, комитатив, пролатив, аппроксиматив, адитив I, адитив II, адитив III, терминатив I, терминатив II, терминатив III[15].

Транслатив (показатель — -ks, после i — -kš) обозначает переход в другое положение, состояние или качество (poukšimoi pe̮imn’eks «я нанялся в пастухи», händast pan’iba predsedat’el’aks «его назначили председателем»), цель действия (pan’in’ te̮ignan lii̯baks «я поставила тесто для хлеба») или время действия (l’in’n’eb nedal’i «хватит на неделю»)[~ 1][16].

Инессив-элатив (показатель — -s, после i — ) обозначает место нахождения или действия внутри чего-то или кого-то (s «в голове», tatas «в доме отца», šimg’äres «в Шимозере»), а также пребывание в каком-то состоянии или занятие каким-то видом деятельности (лaps’ l’äžub ruskeiš «ребёнок болеет корью», poig om soudatoiš «сын в солдатах»), время протекания действия (ös ii̯ magadand «он ночь не спал»), предмет, который просят, приобретают, собирают, ищут (sada rubl’ad maksoin’ l’ähtm’as «сто рублей я заплатил за нетель»), либо его цену (sadas rubl’as ost’in’ l’ähtm’an «за сто рублей я купил нетель»), то, во что кто-то одет или обут (mužik ol’i sin’ižiš palt’oiš, musti̮š sapkoiš «мужчина был в синем пальто и чёрных сапогах»), часть тела во время процесса одевания или обувания (šapuk päs «шапка на голове»)[~ 1][17].

Иллатив обозначает человека, место или предмет, внутрь которого направлено действие (otta k’ädehe «взять в руку»), предмет, который приобретается (tul’in’ l’ii̯bha «я пришёл за хлебом») или на который что-то обменивается (vajehtin’ vazan l’ehmha «я обменял телёнка на корову»), место работы или вид деятельности (män’i pe̮imn’ihe «он пошёл в пастухи»)[~ 1][18].

Адессив-аблатив обозначает человека, место или предмет, у которого или на котором что-то находится или совершается (käduu̯ «на руке», hänuu̯ «у него»), принадлежность (лapsuu̯ hambhad kibištab «у ребёнка болят зубы»), орудие или способ действия (čapta kirvhuu̯ «рубить топором»), субъект действия при пассивном причастии (mamou kudotud pe̮id «мамой связанный свитер»), человека, у которого что-то просят, спрашивают или покупают (küzun tatou «спрошу у отца»), свойство или особенность, чем-то характеризующаяся (čoma rožou̯ «красив лицом»), занятие (ol’in’ radou «я был на работе»)[~ 1][19].

Аллатив обозначает объект, на который направлено действие или движение (anda лu koiraлe «дай кость собаке», astkam g’ogeлe «пойдёмте на речку»), а также действие, которым кто-то начинает заниматься (ke̮ik l’äksiba radoлe «все пошли на работу»)[~ 1][20].

Абессив обозначает отсутствие чего-либо или кого-либо или нахождение вне чего-то или кого-то (лapsed g’eiba mamata «дети остались без матери»)[~ 1][21].

Эссив (показатель -n) образуется только в единственном числе и обозначает пребывание в качестве кого-то или чего-то (radab pe̮imnen «он работает пастухом»)[~ 1][22].

Послеложные падежи являются сравнительно новыми образованиями, возникшими из послелогов. Некоторые учёные (например, М. Хямяляйнен) не признают их полноценными падежами и не включают в падежную систему вепсского языка[23].

Падежные показатели присоединяются к основе слова. Существуют гласные основы (оканчивающиеся на гласный), а также сокращённые основы: согласная (оканчивается на согласный) и так наз. краткая гласная, встречающаяся у глаголов и являющаяся отличительной чертой вепсского языка. К согласной основе, если она имеется, присоединяются показатели партитива (частичного падежа) и так наз. нового пролатива (продольного падежа с показателем -dme / -tme).

Показатель множественности для номинатива (именительного падежа) и аккузатива (винительного падежа) -d, для прочих падежей -i-, после которого следуют падежные показатели.

В показатель генитива (родительного падежа) множественного числа встроен формант -de-, более частотный в близкородственных языках, например, эстонском.

В отличие от других близкородственных языков, в вепсском в результате исторического совпадения элатив слился с инессивом, а аблатив — с адессивом, в результате чего для элатива и аблатива сформировались новые падежные показатели с использованием форманта -päi (< *päin'), соответственно, -späi (-špäi после -i-) и -lpäi.

Для вепсского языка характерно наличие большого количества новых падежей агглютинатного происхождения. В некоторых случаях сложившийся в одном диалекте падежный показатель в другом диалекте существует в виде послелога (например, новый пролатив: tedme «по дороге» в среднем диалекте и ted möto в северном диалекте). Показатели таких падежей могут состоять из трёх выделяемых морфем и быть весьма длинными. По-видимому, показатель вепсского эгрессива множественного числа является длиннейшим из известных падежных показателей (-dennopäi).

Ниже в качестве примера приведено склонение слова «mec (лес)».

Падеж единственное число множественное число
Номинатив mec mecad
Генитив mecan mecoiden
Аккузатив mecan mecad
Партитив mecad mecoid
Транслатив mecaks mecoikš
Абессив mecata mecoita
Комитатив mecanke mecoidenke
Инессив mecas mecoiš
Элатив mecaspäi mecoišpäi
Иллатив mecha mecoihe
Адессив mecal mecoil
Аблатив mecalpäi mecoilpäi
Аллатив mecale mecoile
Эссив-инструктив mecan mecoin
Пролатив mecadme mecoidme
Аппроксиматив I mecanno mecoidenno
Аппроксиматив II mecannoks mecoidennoks
Эгрессив mecannopäi mecoidennopäi
Терминатив I mechasai mecoihesai
Терминатив II mecalesai mecoilesai
Терминатив III noressai («с молодости» (со словом «mec» падеж неупотребителен))
Адитив I mechapäi mecoihepäi
Адитив II mecalepäi mecoilepäi

Имеются притяжательные суффиксы (tata'in’ «мой отец», tata «твой отец», tataze «его отец»), которые, однако, в современном языке употребляются с ограниченным кругом слов (преимущественно названия степеней родства) и только в единственном числе[24][25].

Местоимение

По-вепсски По-русски
minä я
sinä ты
hän он, она
мы
вы
они

Глагол

Выделяется четыре глагольных времени: настояще-будущее, имперфект, перфект и плюсквамперфект[26].

Перфект и плюсквамперфект состоят из форм olda «быть» в настоящем времени (для перфекта) и имперфекте (для плюсквамперфекта) и причастия прошедшего времени смыслового глагола[26].

Наклонений в вепсском языке четыре: изъявительное, повелительное, условное (кондиционал) и сослагательное (потенциал)[26].

Словообразование

Вепсские существительные образуются с помощью словообразовательных суффиксов или путём словосложения. Большинство существительных образовано с помощью какого-либо словообразовательного суффикса, например: kodiine (< kodi), čomuz (< čoma), koivišt (< koiv), kädut (< käzi), kolkotez (< kolkotada) и т. д.

Диминутивных (уменьшительно-ласкательных) суффиксов в вепсском языке два:

-ut (после согласных), -hut (после гласных): lapsut ‛ребёночек’ < laps’ ‛ребёнок’, tehut ‛дорожка, тропа’ < te ‛дорога’, pähut ‛головка’ < pä ‛голова’; образуются двухосновные существительные с гласной основой на -de- и согласной — на -t-: tehude-, tehut- (tehut), mägude-, mägut- (mägut);

-ine: prihaine ‛мальчик’ < priha ‛парень’, kirjeine ‛письмо’ < kirj ‛книга’; образуются двухосновные существительные с гласной основой на -iže- и согласной — на -š-: prihaiže-, prihaš- (prihaine).

  • Существительные на -ine обладают уменьшительно-ласкательным значением, а существительные на -ut имеют уменьшительно-уничижительную коннотацию.

Собирательных суффиксов в вепсском языке два:

-ik: lehtik ‛тетрадь’ < leht (сокращённая форма от lehtez ‛лист’, употребляемая в некоторых говорах, имеющая гласную основу lehte-), koivik ‛березняк’ < koiv ‛берёза’ (гласная основа koivu-); образуются одноосновные существительные с гласной основой на -о-: lehtiko-.

-išt: kaumišt ‛кладбище’ < kaum ‛могила’, marjišt ‛ягодник’ < marj ‛ягода’, norišt ‛молодёжь’ < nor’ ‛молодой’; образуются одноосновные существительные с гласной основой на -о-: norišto-, marjišto-.

Суффиксов, образующих названия людей, в вепсском языке три:

-nik (образуются названия профессий или занятий, связанных со словом, от которого произведено словообразование, а также людей, находящихся в отношениях с понятием, выраженным словом, от которого произведено словообразование): mecnik ‛охотник’ < mec ‛охота’ (гласная основа meca-), kalanik ‛рыбак’ < kala ‛рыба’, sarnnik ‛сказочник’ < sarn ‛сказка’ (гласная основа sarna-), kanznik ‛член семьи’ < kanz ‛семья’ (гласная основа kanza-), külänik ‛житель деревни’ < külä ‛деревня’; образуются одноосновные существительные с гласной основой на а-: kalanika-, velgnika-.

-laine (-läine): lidnalaine ‛горожанин’ < lidn ‛город’, küläläine ‛сельчанин, житель села’ < külä ‛деревня, село’, estilaine ‛эстонец, эстонка’ < esti ‛Эстония (сокр.)’. Образуются названия людей, происходящих из места, народа, страны, выраженных словом, от которого произведено существительное. Образуемые существительные — двухосновные с гласной основой на iže- и согласной основой на -š: lidnalaiže-, lidnalaš- (lidnalaine). Все они по происхождению — субстантивированные прилагательные.

-ar’ (образуются названия людей, имеющие негативный оттенок, связанные с субстанцией, неумеренное потребление которой вызывает появление этого оттенка; название субстанции при этом выражено словом, от которого произведено существительное): sömär’ ‛обжора’ < söm ‛еда’ (гласная основа sömä-), jomar’ ‛выпивоха’ < jom ‛питьё, напиток’ (гласная основа joma-). Образуемые существительные — одноосновные с гласной основой на i: jomari- (jomar’).

Суффикс -nd, когда он образует существительные от существительных, также может образовывать названия людей (значение — конкретизирующее), например, ižand ‛хозяин, господин’ < iža ‛самец’, emänd ‛госпожа’ < emä ‛самка’; образованные существительные — одноосновные с гласной основой на -а: ižanda- (ižand).

Суффикс, обозначающий названия качества, один:

-uz (-uz’) (только от прилагательных) čomuz ‛красота’ < čoma ‛красивый’, vauktuz ‛свет’, ‛светлость’ < vauged ‛белый’ (гласная основа vaukta-), laškuz ‛лень’ < lašk ‛ленивый’ (гласная основа laška-), ahthuz ‛теснота’ < ahtaz ‛тесный’. Образуются двухосновные существительные; если существительное данной группы оканчивается на -tuz, -duz, -kuz, -žuz, то его гласная основа оканчивается на -(s)e, а согласная — на -s; если же перед сло-вообразовательным суффиксом оказывается иной согласный, то гласная основа оканчивается на -(d)e, а согласная — на -t: laškuse-, laškus- (laškuz); vauktuse-, vauktus- (vauktuz); čomude-, čomut- (čomuz).

Палатализация (смягчение) z в конце таких слов может иногда присутствовать в разговорной речи. Термино-орфографическая группа Санкт-петербургского вепсского общества решила не отмечать её на письме. Палатализация никогда не присутствует в существительных, образованных от прилагательных на -ine (это неологизмы): aktivižuz, posessivižuz и др.

Суффиксов, обозначающих названия действия, пять:

-ez, -uz, редко -uz’, к которым спереди могут присоединяться согласные, например, d, t. Образуются существительные — названия результатов действий (редко — названий действий): painuz ‛печатание’ < painda ‛печатать’ (гласная основа paina), sanutez ‛рассказ’ < sanuda ‛сказать’ (гласная основа sanu-). Образуются двухосновные существительные с гласной основой на -se и согласной на -s. Многие слова из этой группы изменили своё значение. Например, ahtmuz (ahtmuse-, ahtmus-) ‛количество снопов, сажаемых в ригу за один раз’ образовано от III инфинитива глагола ahtta ‛сажать снопы в ригу’.

-tiž (-diž) (образуются существительные — названия результатов действий; этот суффикс присоединяется к полной гласной основе, или краткой, если она есть): lugetiž ‛поминальная книжка’ < lugeda ‛читать’ (гласная основа luge-), poimetiž ‛вышивка’ < poimeta ‛вышивать’ (краткая гласная основа poime-), ombletiž ‛шов’ < ombelta ‛шить’ (гласная основа omble-). Образуются двухосновные существительные с гласной основой на -še и согласной — на -š: poimetiše-, poimetiš- (poimetiž), kirodiše-, kirodiš- (kirodiž).

-nd (образуются существительные — названия действий): nevond < nevoda ‛советовать’ (гласная основа nevo-), joksend ‛бег’ < jokseta ‛бежать’, sanund ‛предложение (синтакс.)’ < sanuda ‛сказать’ (гласная основа sanu-). Образуются одноосновные существительные с гласной основой на -а: nevonda- (nevond), sanunda- (sanund).

-neh (-ineh) (образует в основном звукоподражательные слова): lovineh ‛стук’ (< *lovaineh) < lovaita ‛стучать’ (основа инфинитива lovai-), helineh ‛звон’ (< *heläineh) < heläita ‛звенеть’ (основа инфинитива heläi-). Образуются двухосновные существительные с гласной основой на -е и согласной — на -h: lovinehe-, lovineh- (lovineh).

-mine (образуются существительные — названия процессов): kirjutamine ‛процесс написания’ < kirjutada ‛писать’ (гласная основа kirjuta-), pezemine ‛мытьё, процесс мытья’ < pesta ‛мыть’ (гласная основа peze-), toštmine ‛повторение (процесс)’ < toštta ‛повторять’ (гласная основа tošta-). Образованные существительные — двухосновные с гласной основой на -iže и согласной — на -š: pezemiže-, pezemiš- (pezemine).

Суффикс, образующий названия орудий действия, в вепсском языке один:

-im: ištim ‛стул’ < ištta ‛сидеть’ (гласная основа ištu-), pirdim ‛карандаш’ < pirta ‛рисовать’ (гласная основа pirda-), kirjutim ‛ручка (для письма)’ < kirjutada ‛писать’ (гласная основа kirjuta-); образуются двухосновные существительные с гласной основой на -е и согласной — на -n: ištme-, ištin- (ištim), kirjutime-, kirjutin- (kirjutim).

Синтаксис

Синтаксис мало отличается от синтаксиса близкородственных языков, хотя сохраняется ряд архаических явлений.

Лексика

Основной массив вепсской лексики — исконного (прауральского, прафинно-угорского, праприбалтийско-финского) происхождения. К прафинно-угорской эпохе восходят многие названия частей тела (kel’ «язык», käzi «рука», «голова», sil’m «глаз», veri «кровь»), глаголы (eläda «жить», kol’da «умереть», olda «быть», kulda «слышать», nähta «видеть», leta «лететь», joda «пить», söda «есть», antta «дать»), местоимения (minä «я», sinä «ты», hän «он», ken «кто», mi «что»), прилагательные (must «чёрный», oiged «правый», nor’ «молодой», vanh «старый», uz’ «новый»), числительные (üks’ «один», kaks’ «два», kuume «три», nel’l’ «четыре», viž «пять», kuz’ «шесть», kümne «десять»), названия растений (bol «брусника», murikaine «морошка», pedai «сосна», sen’ «гриб»), животных (kala «рыба», lind «птица», sorz «утка», juucen «лебедь», il’bez «рысь», reboi «лиса», orou «белка»), природных явлений (jär’v «озеро», so «болото», lumi «снег», pil’v «облако», vihm «дождь», kor’b «густой лес»)[27].

К прафинно-угорскому периоду относится также множество слов, связанных с материальной и духовной культурой, это названия построек и домашней утвари (kodi «дом», paja «кузница», uks’ «дверь», pada «горшок»), одежды (soba «одежда», «пояс», hattar «портянка»), металлов (hobed «серебро», vas’k «медь»), ремесленная терминология (kezrata «прясть», kudoda «ткать, вязать», püuväz «лён», käbu «игла для вязания сетей», sep «кузнец»), названия средств передвижения и связанных понятий (suks’ «лыжа», veneh «лодка», lad «лыжня», te «дорога»), терминология, связанная с охотой, рыбалкой и сельским хозяйством (ampta «стрелять», parata «ставить силки», jouhta «молоть», küntta «пахать», nagriž «репа», nižu «пшеница», lehm «корова», siga «свинья»), обозначения времени (aig «время», eht «вечер», ö «ночь», keväz’ «весна», sügüz «осень», tal’v «зима», voz «год», ku «месяц»), понятия, связанные с измерением и торговлей (lukt’a «считать», maksta «платить», möda «продать», ostta «купить», kahmal «горсть», süli «сажень»), степеней родства (kanz «семья», ak «жена, женщина», anup’ «тёща, свекровь», küdu «деверь», nado «золовка»), понятия, связанные с религией и мифологией (jumal «бог», noid «колдун», loičtas (южн.) «молиться»)[28].

Праприбалтийско-финским языком было заимствовано большое количество слов балтийского, германского и славянского происхождения. Многие из этих слов сохранились в вепсском.

К балтизмам относятся ahtaz «тесный», aiž «оглобля», bapshaine «оса», bir’b «дратва», el’geta «понимать», hambaz «зуб», hahn «гусь», hein «сено», herneh «горох», hiim «родня, родственник», härg «бык», karzin «подполье», kindaz «рукавица», kirvez «топор», meri «море», murzei «молодуха, жена», n’aba «пупок», paimen «пастух», resk «пресный», riiže «бедро», sebr «совместная работа общества», siibäz «столб», taba «нрав, характер», tagl «трут», tuha «тысяча», taivaz «небо», vago «борозда», vaha «воск», vill «шерсть, руно», ägez «борона»[29][30].

Среди унаследованных от праприбалтийско-финского германизмов такие слова, как aganod «высевки», arb «жеребьёвка», habuk «ястреб», hibj «тело, кожа», hob «войлок», hodr «ножны», humal «хмель», jo «уже», kagr «овёс», kana «курица», kell «колокол», kerita «стричь», kihl «заклад», kiijaz «рогатина», kurk «горло», kuud «золото», lambaz «овца», liib «хлеб», murgin «завтрак», negl «игла», not «невод», paid «рубашка», pino «поленница», pougiž «мехи», püud «поле», raiže «колея», rand «берег», rehtil «сковородка», roste «ржавчина», roud «железо», rugiž «рожь», sadul «седло», sat «копна», segl «сито», sim «леска», tar’biž «надо, нужно», tin «олово», voud «воля, власть»[30][31].

К древнейшему слою славизмов относятся слова abid «обида», azraim «острога», babu «боб», bird «бердо», birk «бирка», dumaida «думать», ikun «окно», kad’jad «портки», kassar’ «косарь», kožal’ «прялка», lava «пол», louč «лавка», luzik «ложка», läv «хлев», pirag «пирог», pästar «кострика», päč «печь», rist «крест», rähk «грех», sapug «сапог», sir’p «серп», toukun «толокно», tout «долото», vartin «веретено», žal’ «жаль»[31].

Более новый слой славизмов включает в себя заимствования из русского (как литературного языка и диалектов): bajar’ «боярин», balafon «балахон», bohat «богатый», buč «бочка», gol’l’ «бедный», läžuda «болеть», kazak «батрак», mam «мама», mokita «мучить», rassal «рассол», roža «лицо», tat «папа», udat’ «находчивость, удача», zamk «замо́к», žir «этаж», ärmäk «армяк»[31].

Существует некоторое количество заимствований из саамских языков: ližm «илистый», čapta «резать», čoga «угол в избе»[30].

История изучения

Вепсский язык был впервые описан академиком Андреасом Шёгреном во время экспедиций 20-х гг. XIX века.

Начало изучения вепсского языка было положено Элиасом Лённротом, который в 1853 опубликовал первую статью о нём. Следующим крупным исследователем языка стал Аугуст Алквист, посвятивший ему крупную работу «Anteckningar i nord-tshudiskan»; эта работа, в частности, включает первый словарь вепсского языка (вепсско-шведский с включением финских и русских параллелей).

Первый вепсско-русский словарь, написанный учителем Успенским, появился в 1913; вепсские слова в нём записаны кириллицей.

См. также

Напишите отзыв о статье "Вепсский язык"

Примечания

Комментарии
  1. 1 2 3 4 5 6 7 Пример даны для шимозерских говоров
Источники
  1. 1 2 [www.regnum.ru/news/814211.html Алфавит карельского и вепсского языков утвержден в латинской графике], 17.04.2007
  2. 1 2 [www.gks.ru/free_doc/new_site/population/demo/per-itog/tab6.xls Население Российской Федерации по владению языками] // Информационные материалы об окончательных итогах Всероссийской переписи населения 2010 года на сайте Федеральной службы государственной статистики(Проверено 30 декабря 2011)
  3. [www.unesco.org/languages-atlas/en/atlasmap/language-id-420.html UNESCO Interactive Atlas of the World’s Languages in Danger]
  4. Строгальщикова З. И. Вепсы: этнодемографические процессы (прошлое и настоящее). — Современная наука о вепсах. Петрозаводск, 2006. — с. 403—404
  5. 1 2 3 Зайцева Н. Г. Вепсский язык // Языки Российской Федерации и соседних государств. — М.: Наука, 2001. — Т. 1. — С. 262. — ISBN 5-02-011268-2.
  6. Bogdanov G., Hämäläinen M., Mihkijev A. [fulr.karelia.ru/cgi-bin/flib/azbuka.cgi Ezmäne vepsiden azbuk i lugendknig]. — Leningrad: Kirja, 1932. — 78 с.
  7. 1 2 3 Напольских В. В. Введение в историческую уралистику. — Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1997. — С. 20. — ISBN 5-7691-0671-9.
  8. [www.petrozavodsk.ru/news/110654.html Вывесок на языках коренных народов будет больше]. веб-портал Петрозаводск. Ру (16.08.2010). Проверено 16 августа 2010. [www.webcitation.org/61CLHhXMC Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  9. Зайцева Н. Г. Вепсский язык // Языки Российской Федерации и соседних государств. — М.: Наука, 2001. — Т. 1. — С. 263. — ISBN 5-02-011268-2.
  10. Зайцева М. И. Грамматика вепсского языка. — Л.: Наука, 1981. — С. 17.
  11. Зайцева М. И. Вепсский язык // Языки мира. Уральские языки. — М.: Наука, 1993. — С. 37. — ISBN 5-02-011069-8.
  12. Зайцева М. И. Грамматика вепсского языка. — Л.: Наука, 1981. — С. 23.
  13. 1 2 Зайцева М. И. Вепсский язык // Языки мира. Уральские языки. — М.: Наука, 1993. — С. 38. — ISBN 5-02-011069-8.
  14. Зайцева М. И. Грамматика вепсского языка. — Л.: Наука, 1981. — С. 177.
  15. Зайцева М. И. Грамматика вепсского языка. — Л.: Наука, 1981. — С. 202.
  16. Зайцева М. И. Грамматика вепсского языка. — Л.: Наука, 1981. — С. 180—181.
  17. Зайцева М. И. Грамматика вепсского языка. — Л.: Наука, 1981. — С. 181—182.
  18. Зайцева М. И. Грамматика вепсского языка. — Л.: Наука, 1981. — С. 182.
  19. Зайцева М. И. Грамматика вепсского языка. — Л.: Наука, 1981. — С. 183-184.
  20. Зайцева М. И. Грамматика вепсского языка. — Л.: Наука, 1981. — С. 184-185.
  21. Зайцева М. И. Грамматика вепсского языка. — Л.: Наука, 1981. — С. 185.
  22. Зайцева М. И. Грамматика вепсского языка. — Л.: Наука, 1981. — С. 185—186.
  23. Зайцева М. И. Грамматика вепсского языка. — Л.: Наука, 1981. — С. 186-187.
  24. Хямяляйнен М. М. Вепсский язык // Языки народов СССР: Финно-угорские и самодийские языки. — М.: Наука, 1966. — С. 86.
  25. Зайцева М. И. Вепсский язык // Языки мира. Уральские языки. — М.: Наука, 1993. — С. 39. — ISBN 5-02-011069-8.
  26. 1 2 3 Зайцева Н. Г. Вепсский язык // Языки Российской Федерации и соседних государств. — М.: Наука, 2001. — Т. 1. — С. 264. — ISBN 5-02-011268-2.
  27. Хямяляйнен М. М. Вепсский язык // Языки народов СССР: Финно-угорские и самодийские языки. — М.: Наука, 1966. — С. 97—98.
  28. Хямяляйнен М. М. Вепсский язык // Языки народов СССР: Финно-угорские и самодийские языки. — М.: Наука, 1966. — С. 98.
  29. Хямяляйнен М. М. Вепсский язык // Языки народов СССР: Финно-угорские и самодийские языки. — М.: Наука, 1966. — С. 98—99.
  30. 1 2 3 Зайцева Н. Г. Вепсский язык // Языки Российской Федерации и соседних государств. — М.: Наука, 2001. — Т. 1. — С. 266. — ISBN 5-02-011268-2.
  31. 1 2 3 Хямяляйнен М. М. Вепсский язык // Языки народов СССР: Финно-угорские и самодийские языки. — М.: Наука, 1966. — С. 99.

Литература

  • Зайцева М. И. Грамматика вепсского языка. — Л.: Наука, 1981.
  • Зайцева Н. Г. Вепсский язык // Языки Российской Федерации и соседних государств. — М.: Наука, 2001. — Т. 1. — С. 260—267. — ISBN 5-02-011268-2.
  • Хямяляйнен М. М. Вепсский язык // Языки народов СССР: Финно-угорские и самодийские языки. — М.: Наука, 1966. — С. 81—101.

Ссылки

Внешние видеофайлы
[www.youtube.com/watch?v=fYIr6E4s6TA Мультфильм "Mužik da kurged" (Мужик и журавли)].

«Википедия» содержит раздел
на вепсском языке
«Pälehtpol’»

В Викисловаре список слов вепсского языка содержится в категории «Вепсский язык»
  • [in-yaz-book.ru/veps/veps-sam.html Самоучитель]
  • [vinnici.ru/ Ежегодный вепсский праздник «Древо Жизни». Вепсский фольклор. Фотогалерея]
  • [fulr.karelia.ru/cgi-bin/flib/view.cgi?id=39 Электронная коллекция изданий на вепсском языке]
  • [www.fonts.ru/help/language/language1.asp?langCode=153 Вепсский язык на ПараТайп.ру] — знаки языка; шрифты, поддерживающие Вепсский язык
  • [vepsian.krc.karelia.ru Корпус вепсского языка]

Отрывок, характеризующий Вепсский язык

– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.