Вера, Надежда, Любовь и их мать София
- Для информации о других Софиях обратитесь к статье София (имя).
Вера, Надежда, Любовь и матерь их София (греч. αγία Σοφία και οι κόρες της Πίστις, Ἐλπίς, Ἀγάπη cвятая София и её дочери Пистис, Элпис, Агапе; лат. Fides, Spes, Caritas) — христианские святые, почитаемые в лике мучениц. Жили во II веке в Риме (ум. 137). Память совершается в Православной церкви 17 сентября (по юлианскому календарю).
София, вдова из Милана, прибыла в Рим и остановилась у богатой дамы по имени Фессамния. Согласно преданию, Вера (греч. Πίστις), Надежда (греч. Ἐλπίς) и Любовь (греч. Ἀγάπη)[1] воспитывались матерью в христианском благочестии. Когда император Адриан узнал об этом, он попытался совратить их с христианского пути и заставить поклониться богине Артемиде — сначала обещанием богатых подарков, а затем угрозами. Но они твёрдо исповедовали свою веру в Христа. Император повелел подвергнуть дочерей Софии жестоким пыткам, но они чудесным образом перенесли их и погибли только будучи обезглавленными или зарубленными.
На день смерти Вере было 12 лет, Надежде — 10 и Любови — 9. Император отдал истерзанные тела дочерей Софии, она с почестями похоронила их и умерла через три дня.
Изначальные греческие имена дочерей — Пистис, Элпис и Агапэ — были переведены на старославянский язык (ст.-слав. Вѣра, Надежда, Любы), и только имя их матери Софии («Мудрость») оставили без перевода.
См. также
- Вера, надежда, любовь — христианские добродетели
- Агапия, Ирина и Хиония («Любовь, Мир и Снежная»[2]) — три другие святые сестры-мученицы с говорящими именами.
- София Римская — одноименная святая из того же города, жившая в IV веке, чьи мощи, по указаниям немецких источников[3], хранятся в Эшо и начиная с XII века она упоминается вместе с тремя дочерьми — Верой, Надеждой и Любовью[4].
Напишите отзыв о статье "Вера, Надежда, Любовь и их мать София"
Примечания
- ↑ Имена соответствуют христианским добродетелям из 1-го послания Павла к Коринфянам (13:13)
- ↑ Снег как символ целомудрия
- ↑ [www.bautz.de/bbkl/s/sophia_v_r.shtml Biographisch-Bibiographisches Kichenlexicon]
- ↑ [www.eschau.fr/culture-et-loisirs/la-commune/culture-et-patrimoine/labbatiale-saint-trophime-et-lancienne-abbaye-sainte-sophie/ Официальный сайт аббатства в Эшо]
Литература
- Н . В . Герасименко [www.pravenc.ru/text/150377.html Вера, Надежда, Любовь и София] // Православная энциклопедия. Том VII. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2004. — С. 702-704. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-010-2
Ссылки
- Страдание святых мучениц Веры, Надежды и Любови, и матери их Софии // Димитрий Ростовский, «Жития святых»
Отрывок, характеризующий Вера, Надежда, Любовь и их мать София
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.
