Камша, Вера Викторовна
Поделись знанием:
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
(перенаправлено с «Вера Камша»)
| Вера Камша | |
 | |
| Псевдонимы: |
Gatty, Gemma |
|---|---|
| Род деятельности: | |
| Жанр: | |
Ве́ра Ви́кторовна Ка́мша (5 ноября 1962, Львов, Украинская ССР) — русская писательница в стиле исторического фэнтези, журналистка.
Содержание
Биография
Окончила Львовский политехнический институт по специальности «инженер-нефтяник», после окончания вуза переехала в Ленинград.
В Ленинграде Вера Камша сначала работала помощником депутата Ленсовета, затем, в 1994 году занялась журналистикой. После знакомства с Ником Перумовым она обратилась к написанию романов в стиле исторического фэнтези. В 2001 году была опубликована дебютная книга Веры Камши: фэнтези-роман «Тёмная звезда», который вместе с романом «Несравненное право» (2001) составил первую дилогию «Хроник Арции». Позже в этот же цикл вошли дилогии «Кровь заката», «Довод королей» (2002) и «Башня Ярости» (2003). Магический мир Упорядоченного в цикле «Хроники Арции», созданный писательницей, изначально возник под влиянием произведений Ника Перумова, однако довольно быстро начал жить отдельной жизнью.
Библиография
Хроники Арции
Цикл «Хроники Арции» состоит из трёх дилогий (последняя ещё не окончена), повествующих об истории вымышленного магического мира Тарры, населённого эльфами, людьми, гоблинами и рядом других фэнтезийных существ. Мир произведений изначально возник как литературная игра на поле «Гибели Богов» Ника Перумова, однако со временем зажил собственной жизнью.
Первая дилогия хроник («Тёмная Звезда» и «Несравненное право») описывает так называемую «Войну Оленя» (2228—2231 гг. от В. И.), а вторая («Кровь Заката» и «Довод Королей») — события 2850—2892 гг. и разразившуюся в Арции «Войну нарциссов». Третья и заключительная часть охватывает 2895—2897 гг. и рассказывает о событиях, непосредственно предшествующих предсказанному в конце «Несравненного права» Году Трех Звезд («Башня Ярости») и о самом Годе («Дикий ветер»). Последняя книга хроник ещё не дописана, так как автор переключилась на написание своего второго цикла, «Отблески Этерны».
- Тарра: Граница бури
- Тёмная звезда (2001)
- Несравненное право (2001)
- Кровь заката (2002)
- Довод королей (2002)
- Башня ярости. Черные маки (2003)
- Башня ярости. Всходы ветра (2003)
- Дикий ветер (не окончено)
Отблески Этерны
Второй цикл писательницы, «Отблески Этерны», принадлежит к поджанру исторического фэнтези[1] и состоит из пяти книг (последняя ещё не до конца опубликована) и сборника сопровождающих повестей (ещё не издан).
- Красное на красном (2004)
- От войны до войны (2005)
- Лик Победы (2005)
- Зимний излом
- Зимний излом. Из глубин (2006)
- Зимний излом. Яд минувшего (2007)
- Сердце Зверя
К циклу так же примыкает повесть «Белая ель» (сборник Эксмо «Фэнтези-2006»).
Отдельные книги, повести и рассказы
- «Время золота, время серебра». Серия: Фэнтези Ника Перумова. Антология. Издательство: Эксмо, 2005, 480 стр. ISBN 5-699-14463-3 В соавторстве с Элеонорой и Сергеем Раткевичами.
- «День Страха» — опубликован в одном из сборников Эксмо «Фэнтези-2003»
- «Crataegus Sanguinea» — опубликован в одном из сборников Эксмо «Фэнтези-2005», затем вошёл в сборник «Время золота, время серебра»
- «Данник Небельринга» — опубликован во 2-м выпуске сборника Эксмо «Фэнтези-2005»
- «Кесари и Боги» — Серия: Фэнтези Ника Перумова. Авторский сборник. Издательство: Эксмо, 2008 г. Твёрдый переплет, 480 стр. ISBN 978-5-699-25278-7.
- «Волчье поле», повесть в сборнике «Наше дело правое» (Эксмо), в соавторстве с Ником Перумовым, 2008 год.
- «Стурнийские мозаики», повесть в сборнике «Герои на все времена» (Эксмо), 2010 год.
- «Vive le basilic!», повесть в сборнике «От легенды до легенды» (Эксмо), 2011 год.
- «Млава Красная», роман в соавторстве с Ником Перумовым, 2011 г. ISBN 978-5-699-54030-3.
- «Белые ночи Гекаты», повесть в сборнике «Исправленному верить» (Эксмо), 2012 год.
- «Всё, не считая призраков», рассказ в сборнике «Шпаги и шестерёни» (АСТ), 2015 год.
- «Треугольник ненависти», рассказ в сборнике «Бомбы и бумеранги» (АСТ), 2015 год.
- «Белые ночи Итаки», повесть в сборнике «Пришельцы. Земля завоёванная» (Изд-во "Э"), 2016 год.
Переводы на другие языки
Польский
- Wiera Kamsza. Czerwień na czerwieni / Przekład: Eugeniusz Dębski, Ewa Dębska. Wrocław, 2006 ISBN 83-7384-513-5[2]
- Wiera Kamsza. Od wojny do wojny / Przekład: Eugeniusz Dębski. Wrocław, 2007 ISBN 978-83-7384-601-2
Награды и премии
- Мир фантастики, Итоги 2005 // Лучший отечественный фэнтези-роман (Лик Победы)
- Мечи, 2008 // Меч Руматы (Зимний излом)
- РосКон, 2011 // Специальный приз оргкомитета «Роскона»
Источники
- ↑ Шелуханов, Иван и Злотницкий, Дмитрий. [www.mirf.ru/Reviews/review113.htm Рецензия на книгу: Вера Камша «Лик Победы»]. Мир Фантастики (30 января 2006). Проверено 9 октября 2009. [www.webcitation.org/6183sIANM Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
- ↑ www.esensja.pl/ksiazka/wzw/tekst.html?id=4033 Рецензия на польский перевод.
Напишите отзыв о статье "Камша, Вера Викторовна"
Ссылки
- [kamsha.ru/ Официальный сайт Веры Камши]
- [fantlab.ru/autor114 Камша, Вера Викторовна] на сайте «Лаборатория Фантастики»
- [www.litportal.ru/all/author149/about.html О Вере Камше]
- [olmer.ru/kamsha/intw.shtml Интервью с Верой Камшой]
- [www.rusf.ru/books/1070.htm Камша, Вера Викторовна] в библиотека «Русская фантастика»
- [www.diary.ru/~gata-sin-sombra/ Кошка без тени] — блог на Diary.ru (закрыт)
- [www.diary.ru/~Corona-del-Norte/ Гемма] — новый блог на Diary.ru
- [www.vz.ru/culture/2007/6/26/90306.html Интервью газете «Взгляд»]
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Камша, Вера Викторовна
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
