Вербицкий, Василий Иванович
Поделись знанием:
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
| Василий Иванович Вербицкий | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Альма-матер: | |
| Известен как: | |
Василий Иванович Вербицкий (1827, Нижегородская губерния — 12 октября 1890, Улалинский стан) — протоиерей, миссионер Алтайской духовной миссии, этнограф и лингвист, изучавший народы Алтая, Горной Шории и Хакасии.
Содержание
Биография
1827 г. — родился в семье дьячка Нижегородской губернии. Окончил Нижегородскую семинарию (1846).
5 марта 1849 года Василий Иванович Вербицкий был определен наставником в Азрапинском приходском сельском училище Лукояновского уезда. С 1851 по 1853 гг. - катехизатор в Покровской церкви села Азрапина.
С 1853 г. работал миссионером на Алтае, изучал язык местных инородцев
16 июля 1854 г. он был рукоположен во диакона, а на следующий день, — во священника епископом Томским и Енисейским Парфением (Поповым).
о. Василий совершал миссионерские путешествия по Горному Алтаю.
Хорошо изучил алтайские языки, этнографию алтайцев, шорцев и некоторых групп хакасов. Собирал также фольклорные и этнографические материалы. В его известном «Словаре алтайского и аладагского наречий» содержатся данные и по хакасским диалектам.
В предисловии к «Словарю…» В. И. Вербицкий пишет, что на алтайском наречии преимущественно говорят инородцы в Бийском округе, а аладагским (аладаг «пестрые, пегие горы») — в Кузнецком и Минусинском. Алтайцы или теленгиты, по его мнению, где бы ни жили, крепко держатся одного наречия; напротив, аладагцы или черневые татары разветвляются по следующим поднаречиям:
- 1. Кондомское (шорское) с подразделением:
- 2. Матырское, принадлежащее к верхнекондомскому же, но заимствовавшее несколько слов абаканских;
- 3. Абаканское, с подразделением на:
- а) верхнеабаканское и
- б) нижнеабаканское, или качинское;
- 4. Верхнебийское и нижнебийское, или кумандинское.
В. И. Вербицкий подготовил грамматику алтайского языка, занимался пчеловодством, метеорологическими и ботаническими наблюдениями. Член Сибирского отдела ИРГО, Томского статистического комитета. Был помощником начальника миссий Томской епархии.
Память
В честь В. И. Вербицкого в 1997 году в Горно-Алтайске названа улица в новом микрорайоне города.
Сочинения
- Заметки кочевого алтайца // Вестник ИРГО. 1858. Кн. 11. С. 77-109.
- Сотня (первая) областн. слов, употребл. близ алтайскими крестьянами // Том. губ. ведомости. 1858. № 30; 1862. № 7, 16, 48-49; 1863. № 26.
- О зверопромышленности в Алтае // Журн. сел. хоз-ва. 1860. Т. 2, № б. С. 89-96.
- Поездка на Телецкое озеро // Том. губ. ведомости. 1860. № 37.
- Понятия алтайских инородцев о душе // Томские Губернские Ведомости" 1860, № 5;
- Лечение болезней у калмыков-алтайцев // Там же. 1863. № 24, 25.
- Предразсудки и суеверия при Алтайских крестьянах // Там же. 1863. № 12.
- Разведение табака в Бийске // Там же. 1863. № 37.
- Алтайская церковная миссия // Душеполезное чтение. 1867. Ч. 2, № 5. С. 50-65.
- Краткая грамматика алтайского языка / под ред. Н. И. Ильминского. Казань, 1869;
- Алтайцы // Том. губ. ведомости. 1869. № 30-33, 35, 37-42, 44-47, 49, 50; 1870. № 1-5, 7-13, 16-19.
- Люди, превратившиеся из зверей в птиц: Из естеств. истории алтайцев // Там же. 1869. № 39.
- Пчеловодство на Алтае в 1874 г. // Тр. Имп. Вольн. экон. о-ва. 1875. Т. 3, № 3. С. 345—346.
- Словарь алтайского и аладагского наречий тюркского языка. Сост. В. Вербицкий. Казань, 1884.
- Миросозерцание и народное творчество сибирских инородческих племен: (Этногр. материалы) // Лит. сб.: Собр. науч. и лит. ст. о Сибири и Азиатском Востоке. СПб., 1885. С. 337—351.
- Очерк деятельности Алтайской духовной миссии по случаю 50-летия её юбилея (1830—1880) // Памятная кн. Том. губ. 1885. Томск, 1885. С. 142—221.
- Алтайские горы по легендам инородцев // Литературный Сборник. ред."Восточное обозрение; СПб., 1885;
- Статистика миссий за 1886 г. Б.м., б.г. 22 с.
- Краткие сведения об Алтайской духовной миссии // Том. епарх, ведомости. 1888. С. 19-22.
- Материалы для истории Алтайской духовной миссии // Там же. 1888. № 17. С. 16-18.
- Обозрение станов Алтайской духовной миссии в 1889 г. // Там же. 1889. № 20. С. 12-24; № 21. С. 9-18.
- Алтайские инородцы: Сб. этногр. ст. и исслед. алт. миссионера, протоиерея В. И. Вербицкого / Под ред. А. А. Ивановского. Горно-Алтайск, 1893. 270 с. Библиогр.: с. 270 (21 назв.).
Напишите отзыв о статье "Вербицкий, Василий Иванович"
Литература
- Алтайский миссионер протоиерей В. И. Вербицкий // Том. епарх. ведомости. 1891. № 1.
- Постников В. Памяти покойного протоиерея В. И. Вербицкого // Там же. 1891. № 9.
- Перечень трудов [В. И. Вербицкого] // Этногр. обозрение. 1891. № 1.
- Венгеров С. А. Источники словаря русских писателей. Т. 1. СПб., 1900. 814 с.
- Энциклопед. слов. / Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. СПб., 1892. Т. 6. С. 8.
- Сиб. сов. энцикл. Новосибирск, 1929. Т. 1. Стб. 456.
- Потапов Л. П. Изучение алтайцев русскими учеными в дореволюционный период // Учен. зап. Горн.-Алт. ин-та истории яз. и лит. Горно-Алтайск, 1958. Вып. 2. С. 12-13.
- Деревянко О. А. Традиционная культура северных алтайцев в исследованиях В. И. Вербицкого (конец 50-х гг. XIX-1890 г.) // Вестник Ленингр. гос. ун-та. 1982. № 20. История яз., лит. Вып. 4. С. 102—105. Библиогр.: с. 105.
- Collins N. David. The role of the orthodox missionary in the Altai: Archimandrite Makary and V. I. Verbitsky.: University of Leeds. London, 1988. 35 л. Библиогр.
- Библиографический указатель трудов В. И. Вербицкого к 100-летию со дня кончины / Сост. А. Ремов; Предисл. и ред. Б. Пивоварова. Новосибирск, 1990.
- Энциклопед. слов. Биографии / Брокгауз и Ефрон. М., 1993. Т. 3. С. 225.
- Макарова-Мирская А. И. Милосердный: (Памяти протоиерея о. В. Вербицкого) // Апостолы Алтая. Барнаул, 1996. С. 57-62.
- Булыгин Ю. С. Вербицкий // Энцикл. Алт. края. Барнаул, 1997. Т. 2. С. 90-91.
- Цепенникова Е. П. Рукопись В. И. Вербицкого «Основные правила, первая походная церковь Алтайской миссии» как источник по истории православного миссионерства на Алтае // Ползуновский альманах. Барнаул, 1998. № 1. С. 134—136. Библиогр.:с. 136 (12 назв.).
- Каташ С. С. Первопроходцы алтайской фольклористики // Розмысл. Бийск, 1999. Т 1. С. 220—223.
Ссылки
- [kuz.cerkov.ru/protoirej-verbickij-vasilij-ivanovich/ ПРОТОИРЕЙ ВЕРБИЦКИЙ ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ]
Отрывок, характеризующий Вербицкий, Василий Иванович
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
