Вербная неделя

Вербная неделя
</td>
Весна идёт. Дореволюционная открытка
Тип	народно-христианский
Иначе	Цветоносная, Цветная неделя, Вербохлёст (казацк.)
Отмечается	восточными и южными славянами, частично — поляками
Традиции	освящение вербы, битьё вербными веточками, заклички весны
Связан с	Вербным воскресеньем

Ве́рбная неде́ля — неделя в народном календаре славян, шестая неделя Великого поста. Заканчивается в Вербное воскресенье, после которого наступает Страстная неделя. Главные народные обряды недели связаны с вербой и выпадают на субботу и воскресенье.

Другие названия

казацк. Вербохлёст; белор. Вербнiца; укр. Вербний, Цвітний, Шутковий тиждень.

Понедельник

С Вербной неделей, особенно с последними днями её, связано много примет на погоду и будущий урожай. «Если вербная неделя ведренная, с утренниками — то яровые хороши будут». В понедельник тёща приносит в дом молодого зятя подарки, желает добра молодой паре.

Лазарева суббота

Лазареву субботу во многих русских деревнях праздновали весело и многолюдно. В Вербную субботу (воскресение Лазаря) ломали вербы. В полночь молодёжь обходила дома с песнями. У ворот кричали: «Отопри, отопри, молодая, вербешкою бить, здоровьем больше прежнего наделить!» Войдя в избу, слегка били ветками вербы спящих со словами: «Верба хлёст, бей до слёз!», «Вставай рано, бей барана!», «Бьём, чтобы быть здоровыми» (Городищенский уезд Пензенской губернии). В субботу готовили брагу, гречневые блины, кашу, рыбный курник.

В Белоруссии в некоторых местах в этот день пекли хлебцы по количеству членов семьи. В одном из хлебцев запекали монету. Считалось что кому достанется это хлебец, тот будет счастливым и удачливым целый год. Девушкам такой хлебец предвещал выгодное и счастливое замужество. Также выполняли ряд магических действий на достижение задуманного (внимание избранника, замужество, избавление от головной боли).

У сербов день называется Врбица — в этот день освящают веточки вербы. У чехов и словаков обряд бития вербными веточками существует в Пасхальный (Поливальный) понедельник.

У болгар накануне Вербного воскресенья исполняли весенний девичий обряд лазарования (гаг. Lazari, болг. Лазарки), который сохранился до наших дней. Лазаровали девочки 7–10 лет, которых называли «лазарки». Они ходили по домам по трое с пением лазарских песен. Одна из лазарок изображала «невесту». Её лицо обычно было закрыто белой коротенькой фатой или платком. Участниц одаривали сырыми яйцами и мелкой монетой^{[страница не указана 3192 дня]}.

Вербное воскресенье

Вербное воскресенье — любимый праздник русских людей, который в народной жизни приобрёл самобытные черты. Это объясняется многими причинами, и прежде всего ландшафтом европейской части России, богатым реками и речушками, озёрами и заболоченными местами. Здесь, едва растает снег, среди талых вод первой распускается верба. Обилие красивых пушистых почек породило ассоциации с плодоношением. Не случайно где-то в глубине веков родилась необычная мифопоэтическая легенда, которая повествует о том, что некогда верба была женщиной, и у неё было столько детей, что женщина поспорила с самой Матерью-Землёй о том, что она плодовитее Земли. Рассердилась Мать-Земля и превратила женщину в вербу.

У восточных и некоторых южных славян праздник посвящён весеннему возрождению природы, вегетации, вербе: отсюда названия: рус. урал. Вербины, укр. Вербна неділя, Вербница, Вербніца, белор. Вербная нядзеля, Вербіч, серб. Врбица, болг. Връбница, ст.-слав. Праздьникъ вьрбьны (Изборник Святослава, 1073 г.). Также: цветоносное воскресение^{[страница не указана 3192 дня]}, цветоносная неделя, цветная неделя; польск. Niedziela Kwietna.

Восточные славяне освящённым вербам придавали особую очистительную силу, верили, что с их помощью можно спасти домашний скот от порчи, болезней, сглаза, хищного зверя, от злых людей и злых духов. Об этом свидетельствуют различного рода «вербные» обряды, сохраняющиеся до сих пор в некоторых местностях России, Украины и Белоруссии. Например, в Костромской области сохраняется народный обычай выпекать баранки к Вербному Воскресенью, освящать их в церкви и, принося домой, скармливать их домашнему скоту, чтобы предохранить от болезней, а в Юрьев день крестьяне обмакивают хранившуюся в продолжение всего года вербу в святую воду и затем окропляют собранный во дворе домашний скот; с вербой в руках в первый раз провожают скот на пастбище.

Вербе и её серёжкам приписывалась целебная сила. Съедали по девять вербных серёжек, считая это лекарством от лихорадки. Советовали есть почки освящённой вербы бесплодным женщинам, а также как предохранительное средство от других болезней. Клали вербу в воду, в которой купали больных детей. В воскресенье вербные почки добавляли в хлебцы для скотины, и в вербную кашу для членов семьи.

Многие верили, что освящённая верба может остановить летнюю грозу, а брошенная в пламя — помочь при пожаре. Всякий трус, желающий избавиться от своего недостатка, должен по приходе из церкви в Вербное воскресенье вбить в стену своего дома колышек освящённой вербы — средство это если и не превратит труса в героя, то, во всяком случае, должно прогнать природную робость.

До 1917 года в России главным событием Вербного воскресенья были «Вербные торги» (в городах) и «Вербные катания» на лошадях, а также народные гулянья. В Москве вербные проезды карет по Красной площади иногда называли «вывозом невест».К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Битьё вербой

Битьё вербовой веткой в Вербное воскресенье распространено у вост. и частично юж. славян, поляков и чехов. Битье совершается обычно утром, после освящения вербы, у церкви или у дома и, как правило, с приговором:

• рус. Верба красна, бей до слез, будь здоров! (саратов.);
• укр. Не я б'ю, верба б'є / За тиждень — Великдень; / Будь великий, як верба, / А здоровий, як вода, / А богатий, як земля (Чернигов.);
• белор. Вярба б'е — не я б'ю; / За тыдзень — Вялікдзень. / Хвора у лес, на верас, / А здароўе у косці. / Будзь здароў, як вада, а расці, як вярба.

Чаще всего взрослые били ребятишек, «чтобы росли и были здоровы». С этой же целью повсюду хлестали скот; в Белоруссии скот, как и людей, и пчелиные ульи, били трижды, а затем шли в огород и на озимое поле и там, после трёхкратного битья земли, втыкали ветку вербы в землю; наконец, шли хлестать вербой могилы своих близких.

В Белоруссии в Гродненской губернии в начале XIX века привозили в церковь для освящения большую вербу с корнями, после службы обламывали ветки и разносили их по домам. В Польше, в Мазовии молодёжь стегала друг друга вербовыми прутьями — «пальмами» (palmowata się), приговаривая: «Palma bije nie ja bije / Wielki Dzień za tydzień» [Пальма бьёт, не я бью. Пасха через неделю]; в некоторых сёлах стегали только девушки парней. В Чехии в Вербное воскресенье после мессы, наоборот, парни хлестали ветками орешника своих девушек, «чтобы были проворными и бойкими». В то же утро Вербное воскресенье у кашубов хозяин шёл к соседу и бил его слегка веткой вербы с пушистыми почками (kotkami), повторяя в рифму: «Wierzba bije, jô nie biję,. / Za tidzeń, Wielgi dzeń, / za noce trzë i trzë są Jastrë» [Верба бьёт, я не бью. Через неделю Пасха — Великий день, через три и три ночи Пасхальная ночь]. Сербы в Славонии (около г. Осиека) после обедни хлестали друг друга вербой, повторяя: «Раст' ко врба!» [Расти, как верба], а в Банате в Вербное воскресенье сербы били вербой лошадей и детей, «чтобы росли, как верба».

Проглатывание вербных почек

Проглатывание вербных почек в Вербное воскресенье было известно на Украине, где дети съедали почки, «щоб горло не болило», в Белоруссии, где это делали ещё в церкви при раздаче вербовых веток, и в России (например, в Ярославской губ.), где их запекали в хлебцы и скармливали скоту. В Костромской губернии в Вербное воскресенье пекли печенье барашки в виде вербовых почек, а накануне, в Лазареву субботу, пекли лесенки. В Полесье, на Пинщине, в Вербное воскресенье при выходе из церкви каждый съедал девять вербовых почек-свечек, «чтобы не болели зубы и не было лихорадки».

Отнесение веток на кладбище

Отнесение освященных веток на кладбище к покойникам-родителям совершалось в Вербное воскресенье в Белоруссии, где веткой вербы трижды хлестали по могиле, в польском Поморье, у кашубов, на Западной Украине (Львовщина), в Словакии (Новоград и Гонт), в Хорватии (Синь и Лика), где кизиловую ветку, увитую плющом, втыкали около могильного креста, «чтобы в домашнем хозяйстве всё спорилось и преуспевало — шло в гору», и в Болгарии (Добруджа), где вербовые прутики втыкали в могилы всех родственников. У болгар-капанцев (с.-вост. Болгария) в Вербное воскресенье женщины шли на рассвете на кладбище с веточками вербы, кадильницами, ладаном, водой и кукурузной соломой; кадили на могиле, втыкали в неё вербу и жгли огонь (ср. Греть покойников).

Поговорки и приметы

• Без вербы — не весна.
• Святой Лазарь за вербой лазил.
• Верба распутицу ведёт, гонит с реки последний лёд.
• Выгоняют в первый раз скот в поле вербою с вербного воскресенья.
• польск. Pogoda w Kwietna Niedzielę wróży urodzajów wiele (На Вербной погода — урожай будет обильным).

См. также

• Вход Господень в Иерусалим
• Пасха в славянской традиции — Велик день
• Пасха в церковной традиции

Литература

1. Вербная неделя // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
2. Цветоносное воскресение // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
3. Грушко Е., Медведев Ю. [books.google.com/books?id=Rjt-AAAAMAAJ Словарь русских суеверий, заклинаний, примет и поверий]. — Русский купец, 1996. — ISBN 9785882040474.
4. Ермолов А. С. [books.google.ru/books?id=q2PuAgAAQBAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Народная сельскохозяйственная мудрость в пословицах, поговорках и приметах]. — СПб.: Типография А.С.Суворина, 1901. — Т. 1. Всенародный меяцеслов. — 691 с.
5. Золотые правила народной культуры / О. В. Котович, И. И. Крук. — Мн.: Адукацыя i выхаванне, 2010. — 592 с. — 3000 экз. — ISBN 978-985-471-335-9.
6. Квилинкова Е. Н. [www.dslib.net/etnografia/kalendarnaja-obrjadnost-gagauzov-v-konce-xix-nachale-xx-vv.html Календарная обрядность гагаузов в конце XIX — начале XX вв. : диссертация ... кандидата исторических наук : 07.00.07]. — Кишинев: Институт археологии и этнографии Академии наук Республики Молдова, 2001.
7. Ляховская, Л. П. Календарь славянской жизни и трапезы. — М.: МСП, 1999. — 464 с. — ISBN 5-7578-0066-6-1.
8. Некрылова А. Ф. Русский традиционный календарь: на каждый день и для каждого дома. — СПб.: Азбука-классика, 2007. — 765 с. — ISBN 5352021408.
9. Петровић П. Ж. Цвети // [ru.scribd.com/doc/204003750/Srpski-Mitoloski-Recnik-Grupa-Autora#scribd Српски митолошки речник]. — Београд: Нолит, 1970. — С. 309–310. — 317 с. — (Библиотека Синтезе).  (сербохорв.)
10. Рабинович М. Г. [www.rusarch.ru/rabinovich4.htm Очерки этнографии русского феодального города: горожане, их общественный и домашний быт] / Н. А. Синдаловский. — М.: Наука, 1978. — 327 с.
11. [www.booksite.ru/fulltext/rus/sian/index.htm Русские] / Отв. ред. В. А. Александров, И. В. Власова, Н. С. Полищук. — М.: Наука, 1999. — 725 с. — ISBN 5-88590-309-3.
12. Русские имена: Народный календарь / Сост. А. А. Угрюмов. — Архангельск, Вологда: Сев.-Зап. книжное издательство, Вологодское отделение, 1993.
13. Рыженков Г. Д. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/rugenk/index.php Народный месяцеслов: пословицы, поговорки, приметы, присловья о временах года и о погоде]. — М.: Современник, 1991. — 129 с. — ISBN 5-270-01376-2.
14. Санкт-Петербург: энциклопедия / Н. А. Синдаловский. — СПб.: Норинт, 2008. — 687 с. — ISBN 978-5-7711-0205-4.
15. [etymolog.ruslang.ru/index.php?act=xi-xvii Словарь русского языка XI—XVII вв. Вып. 11 (Не—Нятый)] / гл. ред. В. Б. Крысько. — М.: Наука, 1986. — 456 с. — (Российская академия наук. Институт русского языка).
16. Вербное воскресенье / Толстой H. И. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1995. — Т. 1: А (Август) — Г (Гусь). — С. 336—338. — ISBN 5-7133-0704-2.
17. [nbuv.gov.ua/j-pdf/eine_2008_26_9.pdf Традыцыйны народны каляндар украінцаў Беларусі: па матэрыялах сучасных палявых даследаванняў] // [ethnic.history.univ.kiev.ua/ua/archive/2008/26/ Етнічна історія народів Європи — Вип. 26]. Київський національний університет імені Тараса Шевченка / Т. Кухаронак. — К.: Унісерв, 2008. — С. 54–60.  (укр.)
18. Традиционные обряды и обрядовый фольклор русских Поволжья / сост. Г. Г. Шаповалова, Л. С. Лаврентьева; ред. Б.Н. Путилов. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1985. — 342 с.
19. [4lit.com.ua/elektronnaya_biblioteka/brudnaya_li/entsiklopediya_obryadov_i_obychaev.22509/ Энциклопедия обрядов и обычаев] / Сост.: Л. И. Брудная, З. М. Гуревич, О. Л. Дмитриева. — СПб.: Респект, 1996.
20. Скуратівський В. Т. Дідух. — К.: Освiта, 1995. — 272 с. — ISBN 5-330-02487-0.  (укр.)
21. Яндова Я. и др. [www.folklornisdruzeni.cz/vystava-cr-folklorni-velmoc-v-srdci-evropy-putuje-do-sveta/1417227/Vystava%20Folklor_bExpr850_finprew2.pdf Чешская республика: держава фольклора в сердце Европы]. [www.folklornisdruzeni.cz/ Folklorní sdružení české republiky]. [www.webcitation.org/6BVC5crN9 Архивировано из первоисточника 18 октября 2012].

Ссылки

• [www.ethnomuseum.ru/prazdniki/verbnoe-voskresene Вербное воскресенье] // Российский этнографический музей
• [www.ethnomuseum.ru/prazdniki/verba Верба] // Российский этнографический музей
• [anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/014online/makartsev_sidneva_tunin.pdf Круглый стол «Цветница. Duminica floriilor. Βαγιοκυριακή. Diela e lulevet…: Растительный код Вербного воскресенья в балкано-балто-славянском ареале»] // Антропологический форум. — 2011. — № 14.

Отрывок, характеризующий Вербная неделя

– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]