Вереш, Шандор

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Шандор Вереш

Шандор Вереш (1966)
Основная информация

Шандор Вереш (венг. Veress Sándor; 1 февраля 1907, Коложвар — 4 марта 1992, Берн) — венгерско-швейцарский композитор.

Сын историка Эндре Вереша и альтистки Марии Мехей. В 1915 г. вместе с семьёй переехал в Будапешт, где Вереш-старший получил должность в министерстве; с 10-летнего возраста учился игре на фортепиано. В 1923 г. поступил в Академию Ференца Листа в класс фортепиано Эмануэля Хедьи, однако из-за нараставших творческих разногласий перешёл в конце концов в класс Белы Бартока[1]. В 1925—1930 гг. изучал композицию под руководством Золтана Кодаи. С 1929 г. на общественных началах работал под руководством Ласло Лайты в отделе народной музыки будапештского Этнографического музея, изучал музыкальную этнографию; в 1930 г. совершил научную экспедицию для записи и исследования музыкального фольклора чангошей.

Международное признание начало приходить к Верешу как композитору в 1935 году, когда его струнный квартет № 1 был исполнен на Всемирных днях музыки в Праге. С 1935 г. Вереш работал в Венгерской академии наук над подготовкой академического издания венгерского музыкального фольклора. В 1943 г. сменил своего наставника Кодаи в должности профессора композиции Академии Ференца Листа; учениками Вереша в Академии были Дьёрдь Лигети и Дьёрдь Куртаг. В марте 1949 г. Вереш был удостоен Премии имени Кошута.

Осенью 1949 г. Вереш принял решение покинуть коммунистическую Венгрию и обосновался в Швейцарии. В 1950—1981 гг. он был профессором Бернской консерватории, где его учениками были многие заметные музыканты, прежде всего Хайнц Холлигер (ему посвящена Passacaglia concertante для гобоя и струнных, 1961). Одновременно в 1968—1977 гг. преподавал в Бернском университете, с 1971 г. профессор.

Среди важнейших сочинений Вереша — Первая симфония (1940), посвящённая императору Хирохито по случаю 2600-го Дня основания империи, «Посвящение Паулю Клее» для двух фортепиано и струнного оркестра (1952), Концерт для струнного квартета и оркестра (1961). Верешу принадлежит также ряд камерных, вокальных и хоровых произведений.

Напишите отзыв о статье "Вереш, Шандор"



Примечания

  1. Bartók and His World / Ed. by Peter Laki. — Princeton University Press, 1995. — P. 251.  (англ.)

Ссылки

  • [www.veress.net/ Мемориальный сайт]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Вереш, Шандор

– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.