Верещагин, Василий Андреевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Верещагин Василий Андреевич
Имя при рождении:

Верещагин Василий Андреевич

Дата рождения:

1859(1859)

Место рождения:

Российская империя

Дата смерти:

1931(1931)

Место смерти:

Франция

Гражданство:

Российская империя

Род деятельности:

Библиофил, библиограф.

Направление:

искусство книги

Жанр:

библиография

Васи́лий Андре́евич Вереща́гин (1859—1931) — русский библиофил, библиограф, историк искусства.



Биография

Родился неизвестно когда

Окончил Императорское училище правоведения, служил в Министерстве юстиции и Государственной канцелярии. В феврале 1900 года назначен помощником статс-секретаря Государственного Совета. Действительный статский советник и камергер Двора Его Императорского Величества, гофмаршал, член Совета Академии художеств.

Организовал в 1903 году «Кружок любителей русских изящных изданий» и был бессменным руководителем этой первой юридически оформленной библиофильской организации. Перу Верещагина принадлежат многие капитальные библиографические работы, в том числе: «Русские иллюстрированные издания XVIII и XIX столетий (1720—1870)» (1898), первый выпуск «Материалов для библиографии русских иллюстрированных изданий» (1908). Написал одну из первых книг об отечественном экслибрисе — «Русский книжный знак» (1902), он был также основателем журнала «Старые годы» и его редактором в первый год издания (1907), кроме того, Верещагин редактировал журнал «Русский библиофил» (1915—1916). Печатался с историко-литературными статьями в журнале «Столица и усадьба» (1913—1917). В годы революции, в 1917—1918 гг., В. А. Верещагин был председателем Комиссии по охране памятников искусства, в 1921 году эмигрировал, в 19251931 гг. руководил библиофильским Обществом друзей русской книги в Париже. При его непосредственном участии в Париже выходят первые выпуски сборника «Временник общества друзей русской книги» Неоспоримым фактом является влияние В. А. Верещагина на разнообразие форм библиофильского движения в России, ставшего одним из факторов развития российской культуры в эпоху Серебряного века, а также неоспоримым является вклад библиофила в историю и теорию библиофильства.

Книги

  1. В. А. Верещагин. Русские иллюстрированные издания XVIII и XIX столетий (1720—1870). СПб 1898,
  2. В. А. Верещагин. Русский книжный знак. Спб 1902 год
  3. В. А. Верещагин. Разоренное гнездо. СПб.: Сириус, 1908.
  4. В. А. Верещагин. Из жизни Кружка. Взгляд и нечто (К юбилею Кружка любителей русских изящных изданий. 1903 −1913.) СПб., 1913
  5. В. А. Верещагин. Материалы для библиографии русских иллюстрированных изданий. СПб 1908 г.
  6. В. А. Верещагин. Русская карикатура. 3 тома Спб 1911—1913
  7. В. А. Верещагин. Памяти прошлого. Статьи и заметки. Спб 1914 год.

Источники

  1. Книговедение: Энцикл. словарь. М.,1982
  2. Незабытые могилы: Российские зарубежные некрологи 1917—1997. M.,1999.T.l.
  3. Машкова М. В. История русской библиографии начала XX века (до октября 1917 года). М., 1969.
  4. Острой О. С. История искусствоведческой библиографии в России (XI — начало XX в.). Л., 1991.

Напишите отзыв о статье "Верещагин, Василий Андреевич"

Отрывок, характеризующий Верещагин, Василий Андреевич

– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.