Верещагин, Геннадий Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Геннадий Иванович Верещагин
Дата рождения

24 июня 1926(1926-06-24)

Место рождения

город Карачев, Брянская область

Дата смерти

30 сентября 2015(2015-09-30) (89 лет)

Место смерти

Смоленск

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

КГБ СССР

Годы службы

19461992

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Награды и премии

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Геннадий Иванович Верещагин (19262015) — генерал-майор КГБ СССР.



Биография

Геннадий Иванович Верещагин родился 24 июня 1926 года в городе Карачеве (ныне — Брянская область). С 1942 года работал токарем на заводе в Челябинске. В 1946 году поступил на службу в органы государственной безопасности. В 1947 году окончил Новосибирскую межкраевую школу Министерства государственной безопасности СССР, после чего служил в Управлении охраны МГБ СССР. В 19521970 годах служил в УМГБ-УКГБ по Челябинской области в качестве начальника отделения, старшего оперуполномоченного, вновь начальника отделения. В начале 1970-х годов окончил Высшую школу КГБ СССР и был направлен на службу в Комитет государственной безопасности Кабардино-Балкарской АССР на должность начальника 2-го отдела[1].

С апреля 1977 года бессменно руководил Комитетом государственной безопасности Бурятской АССР. Избирался депутатом Верховного Совета Бурятской АССР. В 1991 году в звании генерал-майора вышел в отставку и переехал в Смоленск. Умер 30 сентября 2015 года, похоронен на Одинцовском кладбище Смоленска[1].

Почётный сотрудник госбезопасности. Был также награждён орденами Трудового Красного Знамени и «Знак Почета», рядом медалей[1].

Напишите отзыв о статье "Верещагин, Геннадий Иванович"

Примечания

  1. 1 2 3 [smolnecropol.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=1034:vereschagin&catid=23:2012-09-03-15-53-58&Itemid=55 Верещагин Геннадий Иванович.] (рус.). Смоленский некрополь. Проверено 10 ноября 2015.

Отрывок, характеризующий Верещагин, Геннадий Иванович

Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.