Вермон, Матьё Жак де

Матьё Жак де Вермон
фр. Mathieu-Jacques de Vermond
Дата рождения:	1735(1735)
Место рождения:	Франция
Дата смерти:	1806(1806)
Место смерти:	Вена, Австрия

Матьё Жак де Вермо́н (фр. Mathieu-Jacques de Vermond), прозванный аббат де Вермон (abbé de Vermond; 1735 год — 1806 год, Вена) — учитель французского языка Марии-Антуанетты, её доверенное лицо и советник. В начале Французской революции эмигрировал в Вену. Его называли причиной всех ошибок королевы.

Карьера

Доктор Сорбонны; библиотекарь в библиотеке Мазарини. По рекомендации его покровителя Ломени де Бриенн герцог Шуазёль отправил Вермона в Вену, выполняя просьбу Марии Терезии прислать какую-нибудь духовную особу из Франции, чтобы её дочь, обручённая с герцогом Беррийским (будущим Людовиком XVI), совершенствовалась во французском языке.

Вермон приобрёл дружбу и доверие молодой эрцгерцогини; сопровождал её во Францию и нашёл благовидный предлог остаться ей служить. Он поощрял неприятие молодой принцессой версальского этикета, одобрял её насмешки над теми, кто придерживался старинных придворных обычаев, и не допускал близких отношений между Марией-Антуанеттой и принцессами, дочерьми Людовика XV.

Когда Людовик XVI вступил на престол, Вермон помог своему покровителю архиепископу Ломени стать главой Королевского финансового совета (1787) и сыграл особую роль в мошенничестве с ожерельем королевы (1785).

В начале революции (1789) из-за всеобщего негодования, обращённого, в частности, и против него, Вермон удалился в Валансьен, затем в Вормс и дальше в Вену. Он умер в Вене в 1806 году.

Литература

• А. Плюшар. Энциклопедический лексикон, том 9. — Типография А. Плюшара; С.-П., 1837 — с. 476 (Вермонъ, Матвей Яковъ).

Ссылки

• Вермон, Матвей-Яков // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Вермон, Матьё Жак де

– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!