Верный

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Верный
Герб
Страна

Российская империя

Регион

Семиреченская область

Координаты

43°15′00″ с. ш. 76°56′00″ в. д. / 43.25000° с. ш. 76.93333° в. д. / 43.25000; 76.93333 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=43.25000&mlon=76.93333&zoom=11 (O)] (Я)Координаты: 43°15′00″ с. ш. 76°56′00″ в. д. / 43.25000° с. ш. 76.93333° в. д. / 43.25000; 76.93333 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=43.25000&mlon=76.93333&zoom=11 (O)] (Я)

Официальный язык

русский

Верный

Верный (ныне — Алма-Ата) — город, военное укрепление, основанное русским правительством 4 февраля 1854 года . Вскоре разрослось и превратилось в крупную казачью станицу, куда активно прибывали поселенцы из центральных регионов России (Воронежской, Орловской, Курской губерний). В 1867 году Верный стал центром Семиреченской области.





Основание

4 февраля 1854 года российское правительство приняло решение возвести военное укрепление. Весной 1854 года началось строительство Заилийского укрепления, позднее названного Верное. Строительством руководил майор Перемышельский и инженер-поручик Александровский. К осени того же года строительные работы были завершены. В бревенчатых деревянных домах и казармах разместились 470 солдат и офицеров Заилийского отряда.[1]

Заселение

С середины 1855 года в укрепление начали прибывать русские переселенцы. С их прибытием Верный стал быстро развиваться. В 1865 году в окрестности Верного первые саженцы апорта привёз переселенец из Воронежской губернии Е. Редько. Планомерная видовая селекция, в том числе скрещивание с дикорастущей яблоней Сиверса сделали этот сорт знаменитым уже в советское время [2].

Рядом с укреплением возникли Большая и Малая станицы, Татарская слободка. В 1856 году был заложен «Казённый сад» (ныне Центральный парк культуры и отдыха), а в 1857 году в районе Татарской слободки была построена первая водяная мельница. Вошедший в строй в 1858 году первый пивоваренный завод положил начало местной обрабатывающей промышленности. В 1859 году командированный из Петербурга геодезист Голубев отметил Верное точкой, и это место впервые появилось на картах мира. К маю 1859 года в укреплении уже насчитывалось 5 тысяч жителей, а в 1860 году открываются первое почтовое отделение и госпиталь.

Столичный статус

11 апреля 1867 года город Верный стал центром Семиреченской области в составе Туркестанского генерал-губернаторства. 13 июля 1867 года было учреждено Семиреченское казачье войско. Одновременно был утверждён герб Семиреченской области: щит, обвитый гирляндой яблоневых веток с плодами, разбитый на три поля. Верхнее — изображение крепости, нижнее: слева — крест, справа — полумесяц. Став центром Семиреченской области, Верный начал развивать промышленность и ремёсла. Появились спиртоводочный и пивоваренный заводы, фабрика по выделке грубо-шерстяного сукна. Самыми крупными предприятиями города были табачные фабрики Гаврилова (1875) и Кадкина (1900). В городе были открыты женское и мужское училища, приходские и ремесленные школы, а позднее и мужская и женская гимназии.

Верненское землетрясение

28 мая 1887 года в Верном произошло сильнейшее землетрясение, в котором погибло 322 человека, было разрушено 1798 кирпичных домов. Меньше пострадали строения Большей и Малой станиц, возведённые из дерева. Впоследствии в городе была организована сейсмическая и метеорологическая станция под руководством архитектора А. П. Зенкова и разработана система учёта сейсмичности при постройке зданий. После землетрясения для застройки города стало использоваться в основном дерево. Из него были сооружены крупные здания города — Дом полка военного собрания, Кафедральный собор, Дом общественного собрания и др. Некоторые постройки того периода сохранились и сейчас являются памятниками истории, архитектуры и охраняются государством. В память о трагедии горожане поставили часовню, которая была снесена в 1927 году.

Накануне революции

Накануне 1913 года в городе проживало более 41 тыс. человек, имелось 59 промышленных предприятий[3].

Советский период

В 1918 году в городе была установлена советская власть. В 1921 году, в рамках политики коренизации, городу было дано новое название — Алма-Ата. В 1927 году город стал столицей Казахской АССР[4], в 1936 году — Казахской ССР. В рамках новой советской эпохи начался период его бурной индустриализации и быстрого роста населения.

Напишите отзыв о статье "Верный"

Примечания

  1. [www.luch.org/almaty1.shtml История города]
  2. [alamata.narod.ru/old/history.htm История Алматы]
  3. [www.oikumena.kz/country.php?m=9 Ойкумена: г. Алма-Ата]
  4. КНЭ, 2004, с. 190.

Литература

Отрывок, характеризующий Верный

Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».