Верньо, Пьер Виктюрниен

Для термина «Верньо» см. также другие значения.

Пьер Виктюрние́н Верньо́ (фр. Pierre Victurnien Vergniaud; 31 мая 1753, Лимож — 31 октября 1793, Франция) — французский политический деятель, революционер и выдающийся оратор; глава партии жирондистов.

Биография

Пьер Верньо родился в Лиможе 31 мая 1753 года в семье фехтмейстера (учителя фехтования). С 1781 года был адвокатом в Бордо. В 1791 году избран от департамента Жиронды депутатом в Законодательное собрание, где вскоре сделался одним из предводителей партии, состоявшей большей частью из его земляков и потому получившей название жирондистов.

Верньо был прекрасным оратором; его первый ораторский триумф доставила ему речь против эмигрантов, состоявшаяся 28 октября 1791 года.

В июне 1792 года, когда министры, пользовавшиеся доверием левой партии, получили отставку, Верньо явился одним из главных противников двора и министерства, участвовал в депутации, посланной во дворец 20 июня, и произнёс вслед за тем знаменитую обвинительную речь против короля Франции. Но восстание 10 августа, во время которого король искал защиты в Законодательном собрании, где Верньо занимал тогда президентское кресло, выдвинуло вперёд людей ещё более крайних. Верньо пытался было остановить движение и с этой целью предложил, чтобы вместо низвержения короля отправление королевской власти было временно приостановлено.

Во время сентябрьских убийств жизнь Верньо находилась в опасности. Избранный в Национальный конвент, он поддерживал в процессе против Людовика XVI предложение передать смертный приговор над королём на утверждение народа; но ему не удалось этим путём спасти короля. После казни короля Верньо всей силой своего пламенного красноречия боролся против партии горы, предводительствуемой Робеспьером, и навлёк на себя подозрение в федерализме и во вражде к Республике.

Когда 2 июня 1793 года конвент постановил заключить под стражу 22 жирондистских депутата, Верньо нашёл убежище у одного авиньонского гражданина, жившего в Париже. Через два дня он отправился повидать своих молодых друзей, Дюко и Фонфреда, которые находились ещё на свободе, и был арестован. Суд над жирондистами окончился их осуждением. 31 октября Верньо вместе с 20 своими товарищами был гильотинирован.

Изречения

• «Революция, как бог Сатурн пожирает своих детей. Будьте осторожны, боги жаждут». Об авторстве Верньо сообщается в «Истории жирондистов» (1847) Альфонса де Ламартина, однако эту же фразу часто приписывают Дантону или Демулену. Обычно цитируется: «все революции пожирают своих детей». Последние слова Анатоль Франс использовал для названия своего романа о французской революции «Боги жаждут» (Les dieux ont soif, 1912).
• Ему же приписывается фраза: «Великие люди кажутся великими лишь потому, что мы стоим на коленях».
• Выступая с речью 3 июля 1792 года, он провозгласил: «Отечество в опасности».

Литература

• Верньо Пьер Виктюрниен // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Верньо, Пьер Виктюрниен

– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.