Версет

Не следует путать с версе.

Версе́т (фр. verset, итал. versetto, нем. Versett, исп. versillo, букв. небольшой стих, стишок) в музыке Возрождения и барокко — небольшая пьеса для органа, обычно полифонического склада.

Версеты появились в католическом богослужении XVI века из практики альтернативного исполнения псалмов и (псалмоподобных) песней библейских (Benedictus, магнификат), а также строфических форм (гимнов, секвенций, больших марианских антифонов <таких как Salve Regina>, частей ординария мессы <особенно Kyrie>) григорианского хорала. Из отдельных версетов к ординарию мессы сформировались большие по масштабу циклы пьес, позднее получившие название органной мессы.

Замена отдельных стихов музицированием на органе в католическом богослужении стала делом обычным уже в первой трети XVI века, о чём свидетельствует сборник П. Аттеньяна Magnificat sur les huit tons («Магнификат на восемь тонов»), опубликованный в 1531 г. Среди авторов версетов известные композиторы и органисты — Адриано Банкьери, Николя де Гриньи, Антонио де Кабесон, Антонио Валенте, Джованни Мария Трабачи, Жан Титлуз, Готлиб Муффат, Иоганн Каспар Керль, а также все авторы органных месс (например, Джироламо Фрескобальди). Ко времени Пахельбеля и Баха версеты на псалмовый тон магнификата выросли до масштаба концертной композиции в изысканной полифонической технике, нередко — в форме фантазии или токкаты.

В XVIII веке версеты вышли из употребления. Несмотря на то, что папа Пий X в motu proprio 1903 года «Tra le Sollecitudini» запретил вставки органной музыки внутрь строфических богослужебных песней и псалмов, они продолжали пользоваться популярностью в отдельных католических церквах Франции.

Литература

• Apel W. Verset // Harvard Dictionary of Music. Cambridge, MA, 1974.

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?feature=player_detailpage&v=AJFgQpbNRVQ&list=PLQgd-N6F-c9aaes-L5W1CXxp7sWJS0k4d Трабачи. 12 версетов на третий церковный тон] (из сборника «Cento Versi sopra li otto finali Ecclesiastici», libro II; 1615)

Отрывок, характеризующий Версет

– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.