Верхнее Синевидное
Посёлок городского типа
Показать/скрыть карты
|
Ве́рхнее Синеви́дное укр. Верхнє Синьовидне, до 1946 года — Синьовидсько Вижнє) — посёлок городского типа (с 1957 г.) Сколевского района Львовской области Украины. Центр поселкового Совета. Поселковому Совету подчинены села Дубина и Межиброды.
Расположено в месте впадения р.Опир в р. Стрый, в 9 км от райцентра Сколе, в широкой горной долине у подножья Сколевских Бескидов. Железнодорожная станция на линии Киев-Чоп. Посёлок пересекает трасса нефтепровода «Дружба» и высоковольтная линия электропередач «Мир».
Содержание
История
Это одно из старейших поселений Сколевского района, впервые упоминается в Галицко-Волынской летописи с 1240 года.
Раньше здесь было городище и старый монастырь, следы которого ещё сохранились и сегодня. В этом монастыре в 1240 г. останавливался князь Даниил Галицкий. В Верхнем Синевидном часто бывали М. Шашкевич, Я. Головацкий, И. Франко и др.
В 1885 через Синевидско-Вижнее прошла железная дорога Львов — Мукачево. В 1906 построен деревообрабатывающий завод, продукция которого вывозилась за пределы Прикарпатья.
Достопримечательности
Сохранились остатки славянского городища VIII—IX веков. В летописях Синевидско-Вижнее известно с 1241 г. под названием Синоводско.
Имеются остатки оборонительных сооружений древнерусского периода: городище на северо-восточной окраине поселка — на хребте, отделяющем Верхнее Синевидное от с. Межиброды, а также другое укрепление — за тоннелем в направлении с. Труханова.
Местность под названием Монастырище на «Золотой горе» (теперь здесь кладбище с церковью). Место расположения летописного монастыря св. Богородицы (1240).
Персоналии
- Яцык, Пётр Дмитриевич — канадский предприниматель украинского происхождения, меценат и филантроп.
Напишите отзыв о статье "Верхнее Синевидное"
Ссылки
- [26.com.ua/ua/data/show/1420 Верхнє Синьовидне] (укр.)
|
Это заготовка статьи по географии Львовской области. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Верхнее Синевидное
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.
