Верхнекамское месторождение калийно-магниевых солей

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

59°35′36″ с. ш. 56°48′36″ в. д. / 59.593278° с. ш. 56.810000° в. д. / 59.593278; 56.810000 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.593278&mlon=56.810000&zoom=17 (O)] (Я) Верхнекамское месторождение калийно-магниевых солей (ВМКМС) — месторождение калийных и магниевых солей в Пермском крае России. Разрабатывается с 1934 года[1].





Границы

На севере от озера Нюхти в Красновишерском районе до бассейна реки Яйвы на юге. Протяженность разведанной части с севера на юг — 140 км, с запада на восток — около 60 км. В основном расположено на левом берегу Камы (города Березники и Соликамск находятся «на месторождении»), плюс небольшой участок на правобережье.

Описание

Верхнекамское месторождение калийно-магниевых солей является главной составной частью Соликамского калиеносного бассейна, располагающегося в левобережной части долины реки Камы, между рекой Вишерой на севере и рекой Яйвой на юге. Площадь бассейна составляет более 6,5 тыс. кв. км.[2]

Основные соли: хлориды натрия (галит), калия (сильвин), калия и магния (карналлит). Добыча подземным способом, глубина залегания 100—500 м. Четыре калийных комбината в Березниках, три — в Соликамске.

Самый южный из разведанных участков — Палашерский (1971), севернее него- Усть-Яйвинский (1990) и Талицкий (1969). Северные участки: Боровской и Половодовский (1975). Другие: Дурыманский (1958), Соликамский (1961), Березниковский (1963), Балахонцевский (1964), Быгельско-Троицкий (1965), Ново-Соликамский (1971) (в скобках - год утверждения запасов).

Геология

Около 286 млн лет назад эта местность была дном Пермского моря, которое способствовало образованию современного месторождения калийно-магниевых солей[1].

Соленосные и калиеносные отложения приурочены к пермскому периоду, а именно к иренскому горизонту кунгурского яруса и соликамскому горизонту уфимского яруса. На поверхность они нигде не выходят и повсюду прикрыты мощной толщей пустых пород: известняков, мергелей и глин, и эти породы лишь в районе скважины № 1, на окраине Соликамска, имеют мощность от 78 до 90 метров, обычно же их мощность достигает 120-150-180 м.

Благодаря бурению многочисленных скважин, а также изучению многих других геологических обнажений геологи и палеографы пришли к выводу о существовании в пермский период истории Приуралья нескольких видов ландшафтных достопримечательностей[3] — безбрежных морских просторов с грядами и атоллами рифов, огромных мелководных лагун, где в невообразимых количествах отлагались различные соли, и никогда не виданных современными землянами красных, жёлтых и белых гигантских пустынь и великих равнин, изборождённых дельтами невиданных ныне рек (исследования немецкого геолога и естествоиспытателя И. Вальтера (Johannes Walther), приехавшего в 1897 году на Урал).

Открытия в Пермском Прикамье месторождений калийных солей и нефти обусловили постановку широких прикладных и теоретических палеографических исследований. Известный прикамский геолог, профессор Пермского университета [enc.permculture.ru/showObject.do?object=1804107459 Николай Павлович Герасимов] впервые на территории Камского Приуралья начал выделять карбонатные, терригенные и соленосные формации — крупные типические комплексы отложений пермской эпохи. В 1937 году к 17-му международному геологическому конгрессу был издан коллективный труд по геологической истории страны с приложением атласа палеогеографических схем, в котором были показаны области развития суши и морских бассейнов, в том числе и для пермского периода. В послевоенное время важным этапом в развитии палеогеографических исследований Камского Приуралья явилось издание "Атласа литолого-палеогеографических карт Русской платформы и её геосинклинального обрамления" (1961) и "Атласа литолого-палеогеографических карт палеозоя и мезозоя Северного Приуралья" (1972).

В результате перечисленных и более поздних исследований во всей широте развернулась проблема солеобразования в огромном солеродном кунгурском бассейне, разлившемся в нижнепермскую эпоху в границах нынешнего Верхнекамкого месторождения калийных солей. По суждениями множества учёных, обнажения калийных солей в современных рудниках на этом месторождении являются редчайшими памятниками древним пермским климатам кунгурского времени (кунгурский ярус пермского периода).[4]

На территории Верхнекамского месторождения в мощных соляных залежах находят фрагменты стволов и ветви древних деревьев. Один из стволов семиметровой длины – явный представитель тропического или субтропического леса. Нередко в солях встречаются разнообразные высокотемпературные минералы. Также не являются случайностью открытия в соляных толщах вулканических и магматических пород. Эти и другие факты позволяют предположить, что формирование залежей ископаемых солей происходило и при значительном участии глубинных термальных вод. И многие исследователи делают вывод о том, что соли образовались глубоко под землёй в свободных подземных пространствах, периодически сообщающихся как с земной поверхностью, так и с горячими недрами Земли[5].

Гидрогеология

ВМКМС находится в пределах Предуральского артезианского бассейна, основными областями питания которого в Прикамье являются Уфимское плато, Тиманская гряда и частично передовые складки Урала, а зонами разгрузки - р. Кама и её крупные притоки. На территории Прикамья выделяют три гидрогеологические области: Уральскую, Предуральскую и Камскую. Соляная толща месторождения, являясь водоупором, разделяет подземные воды на два гидрогеологических этажа - нижний (подсолевой) и верхний (надсолевой). В соответствии с этим на месторождении выделяются надсолевые и подсолевые воды. Сама соляная толща содержит небольшое количество рассолов - внутрисолевые воды. В подземных горных выработках часто распространены рудничные рассолы техногенного происхождения - конденсационные и закладочные. Они не связаны с другими природными водами.[6]

История

Еще в середине XV века на реке Усолке появились первые солеварни, где выпаривалась качественная пищевая соль «пермянка». Рассол качался из скважин по «трубам» (выдолбленным стволам деревьев). Остатки таких труб можно увидеть в краеведческих музеях Березников, Соликамска и Усолья[1]. Глубина скважин постоянно увеличивалась — нужны были все более и более крепкие рассолы.

В 1906—1907 годах при проходке Людмилинской скважины на Усолке произошло вскрытие коренной каменной соли. Пласт этой породы был встречен на глубине 37 сажен (79 метров). В 1911 году горный инженер И. Н. Глушков впервые высказал мысль о большом размере месторождения и о необходимости разведки калийных солей в Прикамье. В 1916 году академик Курнаков исследовал образцы красной соли, доставленные из Соликамска инженером Г. Дерингом, и обнаружил в них содержание KCl — 33,69 %, NaCl — 65,14 %. Рентабельность месторождения была налицо. Но первая мировая война, революции и гражданская война помешали осуществить проект. Только в 1924 году Советская Россия смогла найти средства на разведку месторождения.

В 1920-х годах здесь работала геологическая экспедиция, возглавляемая профессором Пермского университета Павлом Преображенским. На правом берегу реки Усолки, в 300 метрах западнее Людмилинской трубы была установлена буровая установка (скважина № 1 на территории бывшего Троицкого солеваренного завода). В ночь с пятого на шестое октября 1925 года на глубине 91,7 — 92,3 метра обнаружен пласт калийных солей с содержанием KCl 17,9 процента. Эта дата и считается[кем?] «днем рождения» отечественной калийной промышленности.

Промышленная разработка

Промышленная разработка месторождения ведется с 1934 года. В Березниках и Соликамске разработкой занимается ПАО «Уралкалий».

В 1986 и 2006 годах в Березниках были затоплены два рудника. В 2014 году произошёл провал в Соликамске.

В марте 2008 компания «ЕвроХим» приобрела на аукционе лицензию на разработку Палашерского и Балахонцевского участков. За разведанные запасы участков, составляющие 1553 млн тонн сильвинита и 499 млн тонн карналлита, было заплачено 4,087 млрд руб.

Напишите отзыв о статье "Верхнекамское месторождение калийно-магниевых солей"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.nk.perm.ru/articles.php?newspaper_id=455&article_id=12311 Природа не терпит пустоты] // nk.perm.ru  (Проверено 28 июля 2010)
  2. Копнин В.И. Верхнекамское месторождение калийных, калийно-магниевых и каменных солей и природных рассолов // Известия высших учебных заведений. Горный журнал: Уральское обозрение. - 1995. - № 6
  3. [issuu.com/bonikowski/docs/perm_heritage_part_i_page_001-069 Памятники пермской системы] // Памятники природы Пермской области / Составители Л. В. Баньковский., П. А. Софроницкий — Пермь: Кн. изд-во, 1983. — С.14-17.
  4. [issuu.com/bonikowski/docs/perm_geology_sistem Л. В. Баньковский., П. А.Софроницкий. Пермская (геологическая) система. Издание Международного конгресса «Пермская система земного шара», посвященного 150-летию со времени открытия пермской геологической системы. — Пермь: Пермский областной совет Всероссийского общества охраны природы; Пермский областной комитет охраны природы. 1991 (Perm)]
  5. Пермистика. // Пермистика. — Пермь, 2009. — С. 7-189 — (Пермь как текст) — ISBN 978-5-88187-386-8.
  6. Кудряшов А.И. Верхнекамское месторождение солей. - Пермь: ГИ УрО РАН, 2001. - с. 71-87

Литература

  • Иванов А.А., Воронова М.Л. Верхнекамское месторождение калийных солей. - Л.: Недра, 1975. - 219 с.
  • Герасимов Н.П. Кунгурский ярус Камского Приуралья // Уч. зап. Молотовского гос. ун-та, 1952. - Т. 7. - Вып. 1. - С. 3-38.
  • [issuu.com/bonikowski/docs/bkpru-1_of_archives К 70-летию БКПРУ-1]
  • [issuu.com/bonikowski/docs/potassium_sciece_and_productiom Калий: Наука и производство]
  • Кудряшов А.И. Верхнекамское месторождение солей. - Пермь: ГИ УрО РАН, 2001. - 429 с.
  • Преображенский П.И. Соликамское калийное месторождение. - Л.: Госхимиздат, 1933. - 34 с.
  • Цифринович В.Е. Мы создали калийную промышленность. - Свердловск: Политиздат, 1934. - 67 с.
  • Чирвинский П.Н. Как были открыты калиевые соли в Соликамске // Природа. - 1945. - № 4. - С. 66.


Отрывок, характеризующий Верхнекамское месторождение калийно-магниевых солей

Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.