Верхнелатышский диалект
Поделись знанием:
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.
С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Верхнелаты́шский диале́кт (также верхнелатышское наречие, латгальский диалект, восточнолатышский диалект, аугшземский диалект; латыш. augšzemnieku dialekts, augšzemnieku izloksnes; лит. aukštaičių tarmė (sėliškosios ir latgališkosios patarmės)) — один из трёх диалектов латышского языка. Распространён в восточных районах Латвии — в Латгалии, Аугшземе и на востоке Видземе[1][3][4]. Верхнелатышский диалект иногда противопоставляют близким друг другу ливонскому и среднелатышскому, которые объединяют вместе как нижнелатышские диалекты[~ 1][5][6][7].
От нижнелатышских диалектов верхнелатышский отличается как особой фонетической системой, так и особенностями в грамматике и лексике. Верхнелатышский диалект сильнее всего подвергся влиянию славянских языков[8].
Содержание
Латгальский язык
На основе части верхнелатышских говоров с XVII—XVIII веков развивается латгальский литературный язык[4]. Латвийское законадательство даёт следующее определение латгальского идиома: «Латгальский письменный язык как историческая разновидность латышского языка». Ряд лингвистов рассматривают латгальский идиом как самостоятельный балтийский язык наряду с литовским и латышским. В случае выделения двух языков, латгальского и латышского, западная часть верхнелатышского ареала выступает как переходная диалектная зона между латгальским и латышским языками. Вследствие трудности понимания латгальского идиома носителями нижнелатышских диалектов, взаимопонимание латгалов и латышей может быть затруднено[9].
Классификация
По ряду особенностей в области фонетики и морфологии верхнелатышские говоры делят на глубокие и неглубокие, распространённые в восточной (глубокие) и западной (неглубокие) частях верхнелатышского ареала. В свою очередь, в глубоких и неглубоких говорах выделяют селонские и неселонские (латгальские) говоры[4][8][7]:
- неглубокие (неглубинные, западные) говоры (лат. nedziļās izloksnes)[10]:
- селонские неглубокие говоры (лат. sēliskās nedzīļās izloksnes) — распространены в западной Латгалии[11];
- латгальские (неселонские) неглубокие говоры (лат. latgaliskās (nesēliskās) izloksnes) — распространены на северо-востоке Видземе[12];
- говоры Скривери — распространены в окрестностях населённого пункта Скривери.
- глубокие (глубинные, восточные) говоры (лат. dziļās izloksnes)[13]:
- селонские глубокие говоры (лат. sēliskās dziļās izloksnes) — распространены в Аугшземе[11];
- латгальские (неселонские) глубокие говоры (лат. latgaliskās (nesēliskās) izloksnes) — распространены в северных, восточных, южных и центральных районах Латгалии[12].
Согласно классификации А. Гатерса, верхнелатышсский диалект дифференцируется на глубокие верхнелатышские говоры Латгалии, селонские верхнелатышские говоры, северную зону перехода к среднелатышскому, центральную зону перехода к среднелатышскому и южную зону перехода к среднелатышскому[14].
Область распространения
Ареал верхнелатышского диалекта размещён в восточных районах Латвии в историко-этнографических областях Видземе (в её северо-восточной части), Аугшземе и Латгалии[1][7].
Область распространения верхнелатышского диалекта на востоке граничит с ареалом русского языка, на юго-востоке — с ареалом белорусского языка, на юго-западе — с ареалом литовского языка. На западе к области распространения верхнелатышского диалекта примыкают ареалы земгальских и видземских говоров сределатышского диалекта. В ряде районов верхнелатышского ареала также широко распространён русский язык, особенно в восточных и южных частях Латгалии[1].
В некоторых верхнелатышских говорах на средней Даугаве распространены черты ливонского диалекта[1].
Диалектные особенности
Для верхнелатышского диалекта характерны такие фонетические особенности, как[8]:
- Отсутствие различий между длительной и нисходящей слоговой интонацией: [mùosa] (лат. литер. māsa [mā̃sa]) «сестра»; [p’ī̀nc] (лат. литер. piens [piẽns]) «молоко».
- Переход открытого ę > [a], ę̄ > [ā]: [vacs] (лат. литер. vecs [vęcs]) «старый»; [dā́ls] (лат. литер. dēls [dę̄̂ls]) «сын».
- Переход закрытого ē > [ę̄] или [ie]: [vę̄̀rp] (лат. литер. vērpj [vḕrpj]) «он (она, они) прядёт (прядут)»; [v’ìeiɪ̯s’] (лат. литер. vējš [vē̃ɪ̯š]) «ветер».
- Переход гласной a > o: [mola] (лат. литер. mala [mala]) «край», «берег».
- Переход ā > [āa̯], [āo], [ō], [oā], [oa], [uo]: [mṑja] (лат. литер. māja [mā̃ja]) «дом»; [uôda] (лат. литер. āda [ā̂da]) «кожа», «шкура», «мех».
- Переход ī > [īɪ̯], [ei]: [vī̑ɪ̯rs], [v’èirs] (лат. литер. vīrs [vī̀rs]) «муж».
- Переход ū > [ūu̯], [iu], [yu̯], [eu], [ou]: [ūu̯dènc] (лат. литер. ūdenc [ū̂dènc]) «вода».
Напишите отзыв о статье "Верхнелатышский диалект"
Примечания
- Комментарии
- ↑ Говоры ливонского, среднелатышского и верхнелатышского диалектов являются взаимопонимаемыми.
- Источники
- ↑ 1 2 3 4 5 Коряков Ю. Б. Приложение. Карты. 4. Латышский и латгальский языки // Языки мира. Балтийские языки. — М.: Academia, 2006. — 224 с. — ISBN 5-87444-225-1.
- ↑ Коряков Ю. Б. Карты балтийских языков // Языки мира. Балтийские языки. — М.: Academia, 2006. — С. 221. — 224 с. — ISBN 5-87444-225-1.
- ↑ Сталтмане В. Э. [tapemark.narod.ru/les/255a.html Латышский язык] // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — 685 с. — ISBN 5-85270-031-2.
- ↑ 1 2 3 Коряков Ю. Б. [lingvarium.org/eurasia/IE/balt.shtml Реестр языков мира: Балтийские языки]. Lingvarium. (Проверено 15 ноября 2015)
- ↑ Сталтмане В. Э. Латышский язык // Языки мира. Балтийские языки. — М.: Academia, 2006. — С. 155. — 224 с. — ISBN 5-87444-225-1.
- ↑ Сталтмане В. Э. Латышский язык // Языки мира. Балтийские языки. — М.: Academia, 2006. — С. 189. — 224 с. — ISBN 5-87444-225-1.
- ↑ 1 2 3 Дубасова А. В. [www.genling.nw.ru/Staff/Dubasava/balt.pdf Терминология балтийских исследований в русском языке (Проект терминологического словаря)]. — СПб.: Кафедра общего языкознания филологического факультета СПбГУ, 2006—2007. — С. 21—22. — 92 с.
- ↑ 1 2 3 Сталтмане В. Э. Латышский язык // Языки мира. Балтийские языки. — М.: Academia, 2006. — С. 191. — 224 с. — ISBN 5-87444-225-1.
- ↑ Брейдак А. Б. Латгальский язык // Языки мира. Балтийские языки. — М.: Academia, 2006. — С. 193—196. — 224 с. — ISBN 5-87444-225-1.
- ↑ Дубасова А. В. [www.genling.nw.ru/Staff/Dubasava/balt.pdf Терминология балтийских исследований в русском языке (Проект терминологического словаря)]. — СПб.: Кафедра общего языкознания филологического факультета СПбГУ, 2006—2007. — С. 44. — 92 с.
- ↑ 1 2 Дубасова А. В. [www.genling.nw.ru/Staff/Dubasava/balt.pdf Терминология балтийских исследований в русском языке (Проект терминологического словаря)]. — СПб.: Кафедра общего языкознания филологического факультета СПбГУ, 2006—2007. — С. 52. — 92 с.
- ↑ 1 2 Дубасова А. В. [www.genling.nw.ru/Staff/Dubasava/balt.pdf Терминология балтийских исследований в русском языке (Проект терминологического словаря)]. — СПб.: Кафедра общего языкознания филологического факультета СПбГУ, 2006—2007. — С. 36. — 92 с.
- ↑ Дубасова А. В. [www.genling.nw.ru/Staff/Dubasava/balt.pdf Терминология балтийских исследований в русском языке (Проект терминологического словаря)]. — СПб.: Кафедра общего языкознания филологического факультета СПбГУ, 2006—2007. — С. 25. — 92 с.
- ↑ Дини П. Балтийские языки. — М.: ОГИ, 2002. — С. 315. — ISBN 5-94282-046-5.
Ссылки
- [www.valoda.lv/Valsts_valoda/Dialekti/mid_558 Dialekti] (латыш.). Latviešu valodas aģentūra (2015). (Проверено 15 ноября 2015)
- [www.uzdevumi.lv/p/latviesu-valoda/11-klase/leksikologija-8091/re-e5256602-fa15-4055-88f5-c3b32d79c077 Dialekti] (латыш.). SIA Uzdevumi.lv (2015). (Проверено 15 ноября 2015)
- [www.uzdevumi.lv/p/latviesu-valoda/9-klase/vispariga-valodnieciba-4924/re-34b09f47-177e-48ef-8d72-86cf3f1a7465 Latviešu valoda. Dialekti] (латыш.). SIA Uzdevumi.lv (2015). (Проверено 15 ноября 2015)
- Kacare, Inga. Krauze-Krūze, Baiba. [valoda.ailab.lv/latval/vidusskolai/literval/lit8.htm Mācīblīdzekļi. Latviešu valoda vidusskolai. Augšzemnieku dialekts] (латыш.). Sveicināti LU MII AILab latviešu valodas resursu serverī (1998). (Проверено 15 ноября 2015)
- [www.vvk.lv/index.php?sadala=234&id=782 Sēļu novada leksika ģeolingvistiskā skatījumā]
| ||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Верхнелатышский диалект
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.
С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
