Верхненемецкие языки

Верхненемецкий язык
Самоназвание:	Hochdeutsch
Страны:	Германия Австрия Швейцария Франция
Классификация
Категория:	Языки Евразии
Индоевропейская семья Германская ветвь Западногерманская группа
Письменность:	латиница
См. также: Проект:Лингвистика

Верхненеме́цкие языки (диалекты) (нем. Hochdeutsch) — группа немецких диалектов, распространённых южнее линии Бенрата или линии Урдингена. Делится на две крупные зоны — южнонемецкую и средненемецкую. Причина противопоставления верхненемецких диалектов нижненемецким в историческом разрыве, начало которому было положено во время выделения древневерхненемецкого языка. Этот этап исторического развития немецкого языка начинается вместе с известным процессом второго передвижения согласных, которое и способствовало резкому изменению морфологической и в особенности фонетической структуры диалектов центра и юга современной Германии.

Немецкий язык в общем понимании состоит из вышеназванных языков, причём он неоднороден, а диалекты или варианты одного региона немецкоязычного пространства могут существенно отличаться от диалектов и вариантов другого региона. Однако же часто понятие Hochdeutsch приравнивают к понятию Standardsprache, тем самым показывая его роль в становлении литературного языка немцев.

Распространение

Среди языков, которые имеют непосредственную историческую связь с верхненемецкими языками, выделяют идиш и люксембургский язык. На верхненемецких диалектах говорят в центре и на юге ФРГ, в Швейцарии (собственный швейцарский вариант языка), Австрии (австрийский вариант), Южном Тироле, Восточной Бельгии, в Люксембурге, Лихтенштейне, Эльзасе и Лотарингии, а также в Верхней Силезии на территории Польши. Языковые островки — это по преимуществу немецкоязычные жители США, Румынии, России и других стран (к ним не относятся немецкоязычные, говорящие на немецко-платском диалекте, так как последний относится к нижненемецким языкам).

Само понятие Hochdeutsch можно разложить на слова hoch (высокий, верхний) и Deutsch (немецкий), из которых понятно, что эти диалекты располагаются в гористых областях юга, в то время как нижненемецкие диалекты (nieder и Deutsch) преимущественно располагаются в низменной северной части.

История

История верхненемецкого языка насчитывает четыре ступени, определяющие основные вехи в его развитии. Первый этап называют древневерхненемецким периодом (Althochdeutsch, кратко — Ahd.), который начинается со вторым передвижением согласных примерно в середине VIII века и завершается в середине XI века. На этом этапе верхненемецкий язык формирует свою фонетико-морфологическую структуру. Следующий этап — средневерхненемецкий (Mittelhochdeutsch или Mhd.), когда с 1050 по 1350 год наряду с грамматическим становлением происходит становление лексики. В третий — ранненововерхненемецкий период (Frühneuhochdeutsch или Fnhd.) — язык приобретает современные очертания, а основные изменения касаются преимущественно лексического строя, что объясняется многочисленными заимствованиями. С завершением третьего периода примерно в 1650 году наступает нововерхненемецкий период (Neuhochdeutsch или Nhd.), который длится до настоящего момента (иначе говоря, современный немецкий язык также можно назвать нововерхненемецким). Для него также характерно обогащение лексической базы и нормирование правописания. Подробнее об историческом развитии верхненемецких языков и немецкого языка в целом см. в ст. История немецкого языка.

Структура диалектов

Как было сказано выше, верхненемецкие диалекты подразделяются на южнонемецкие и средненемецкие диалекты. Первые включают три крупных группы. В западной части Германии, в Швейцарии, отчасти в Австрии распространены алеманнские диалекты (швабский, нижнеалеманнский, горно-алеманнский и верхнеалеманнский). К востоку от алеманнских, в Верхней и Нижней Баварии, Верхнем Пфальце и в Австрии, располагаются баварские диалекты (северо-баварский, среднебаварский, южно-баварский). Франкские диалекты в составе южнонемецкого языка включают две группы диалектов — восточно- и южно-франкскую.

В составе средненемецких диалектов выделяют две группы — западно- (рипуарский, мозельско-франкский, рейнско-франкский, северо-гессенский, среднегессенский и восточно-гессенский) и восточно-средненемецкую (лужицко-новомаркский, тюрингский, верхнесаксонский, североверхнесаксонский, силезский, верхнепрусский).

Литература

• Михаленко А. О. Диалектология немецкого языка. Курс лекций. — Красноярск, Железногорск: ИФиЯК СФУ, 2011. — 166 с.
• Schneider, Hansjakob. Hochdeutsch – das kann ich auch. Der Erwerb des Hochdeutschen in der deutschen Schweiz: Eine Einzelfallstudie zur frühen mündlichen Sprachproduktion. — Bern: Peter Lang (Zürcher Germanistische Studien 50), 1998. — ISBN 978-3-906760-59-9.
• Lindqvist, Christer. III. Internationales Symposium, Greifswald, 24.–25. Mai 2002. — Frankfurt am Main: Peter Lang (Osloer Beiträge zur Germanistik 38), 2002. — ISBN 978-3-631-55505-7.
• Harald Wiese. Eine Zeitreise zu den Ursprüngen unserer Sprache. Wie die Indogermanistik unsere Wörter erklärt. — Berlin: Logos Verlag, 2007. — ISBN 78-3-8325-1601-7.
• Werner König. dtv-Atlas zur deutschen Sprache. Tafeln und Texte. Mit Mundartkarten. — München: Deutscher Taschenbuchverlag, 1978. — ISBN 3-423-03025-9.

Отрывок, характеризующий Верхненемецкие языки

Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?