Верхнеокская культура

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Верхнео́кская культура — археологическая культура железного века, распространенная на территории Орловской и Тульской областей. Этнически отождествляется с балтским населением, родственным носителям днепро — двинской культуры. Одно из исследованных археологических мест — укрепленное городище Радовище VI века до н.э. Фортификационные сооружения состояли из рва, вала и деревянного частокола. Некоторые дома представляли собой каркасные конструкции с плетеными и обмазанными глиной стенами. Отопление шло от открытых очагов (как в лужицкой культуре). В центре городища были вкопаны столбы-идолы. Среди артефактов найдены рыболовные грузила и тонкостенная лепная керамика. Металлические предметы не обнаружены. Основну хозяйства составляло рыболовство и охота. Ассимилированы носителями мощинской культуры[1], по другой версии городища верхнеокцев были разорены представителями почепской культуры. Погребальный обряд как и у прочих балтских культур неизвестен[2]

Напишите отзыв о статье "Верхнеокская культура"



Примечания

  1. [www.tram11.ru/kr/tu06/bel/08.html Пережитки языческих культов в г. Белёве]
  2. [www.pskovgrad.ru/arkheologija/arkheologija_pskova/1146926492-neulovimyjj-pogrebalnyjj-obrjad.html Александров А. А. Неуловимый погребальный обряд]

Ссылки

  • [midrussia.ru/hotel/5/365-national_park.shtml Национальный Парк «Орловское Полесье»]
  • [www.education.rekom.ru/1_2008/118.html Тайны древнего городища]

Литература

  • Столяров Е. В. Верхнеокская культура раннего железного века: Актуальные проблемы в изучении и перспективы их решения // [www.archaeolog.ru/media/ksia/KSIA_226.pdf Краткие сообщения Института археологии. Вып. 226] / Гл. ред. А. Н. Макаров. — М.: Языки славянской культуры, 2012. — С. 150—159. — ISBN 978-5-9551-0523-9.
  • Юд­ки­на И. Б. Верх­не­ок­ская куль­ту­ра ран­не­го же­лез­но­го ве­ка: со­сто­я­ние изу­че­ния, ак­ту­аль­ные про­бле­мы // Верх­нее По­до­нье: Ар­хео­ло­гия. Ис­то­рия. Вып. 3: К 65-летию со дня рождения Б. А. Фоломеева (1942—2001) и 25-летию со дня начала археол.-геогр. работ на Куликовом поле (1982—2007) / Отв. ред. А. Н. На­у­мов. — Ту­ла: Ку­ли­ко­во по­ле, 2008. — С. 25—32. — ISBN 978-5-903587-03-2.

Отрывок, характеризующий Верхнеокская культура

– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.