Верхнеуральский политизолятор
Поделись знанием:
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Верхнеуральская тюрьма — старая царская тюрьма в Верхнеуральске, часть Верхнеяицкой крепости XVIII века[1]. Здание тюрьмы было построено в 1914 г. В советское время преобразована в политический изолятор ОГПУ—НКВД. С 1948 получила статус особой тюрьмы для политических заключенных.
Содержание
Верхнеуральский политизолятор
Сеть политизоляторов формировалась, начиная 1921 года, в системе ГПУ при НКВД РСФСР. 11 ноября 1935 года все политизоляторы НКВД (а до возникновения НКВД СССР — политизоляторы ОГПУ) приказом НКВД № 00403 были переименованы в тюрьмы НКВД.[2]. В ведении Тюремного отдела ОГПУ (подчиненного, в свою очередь, Административному отделу ОГПУ) первоначально находилась, по-видимому, только часть политизоляторов. 14 мая 1925 г. "в целях проведения объединения всех политизоляторов под единым руководством ОГПУ" Верхнеуральский, Суздальский, Тобольский, Челябинский и Ярославский политизоляторы были подчинены Тюремному отделу ОГПУ[3].
Верхнеуральского изолятор был «открыт» весной 1925 года, когда в стоявшее уже давно, но до сих пор не заселённое здание, водворили арестантов с Соловков, устроивших на Соловках голодовку. За переселением бывших соловчан лично следили Ягода и Катанян. Начальником изолятора с 1925 года был Дуппор Жан (Иван) Георгиевич (1895-?).
А. И. Солженицын "Архипелаг ГУЛАГ":На новом месте у бывших соловчан сразу отняли свободное хождение : камеры взяли на замки. Запрещено было неограниченное перемещение денег, вещей и книг между камерами, как раньше. Они перекрикивались через окна — тогда часовой выстрелил с вышки в камеру. В ответ устроили обструкцию — били стёкла, портили тюремный инвентарь. Борьба продолжалась, но уже с отчаянием и в условиях невыгодных.
Году в 1928 какая - то причина вызвала новую дружную голодовку всего Верхнеуральского изолятора. Но теперь уже не было их прежней строго - торжественной обстановки, и дружеских ободрений, и своего врача. На какой - то день голодовки тюремщики стали врываться в камеры в превосходном числе — и попросту бить ослабевших людей палками и сапогами. Избили — и кончилась голодовка.
Борьба за статус политзаключенных
 |
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
В феврале 1930 г. подавлены волнения политзаключенных, добивавшихся признания за ними такового статуса (избиты дубинками, облиты водой из брандспойтов)[1].
Особая тюрьма
21 февраля 1948 года в том же постановлении Совета Министров СССР (№ 416—159сс), согласно которому были созданы особые лагеря, сказано "организовать ... особые тюрьмы на 5000 человек в городе Владимире, Александровске и Верхнеуральске"[4]. Предполагалось, что в особых тюрьмах, как и в особлагах, будут содержатся только политзаключенные.
С 1955 г. политические заключенные в Верхнеуральской тюрьме не содержались.
Известные заключенные
- Бадан-Яворенко, Александр Иванович — украинский коммунистический деятель
- Громан, Владимир Густавович — статистик, член коллегии ЦСУ СССР, член президиума Госплана СССР, подсудимый на процессе «Союзного бюро меньшевиков»
- Зиновьев, Григорий Евсеевич — член Политбюро РКП(б), председатель Исполкома Коминтерна,
- Копенштайнер, Мария (1945—1948) — двоюродная сестра Гитлера.
- Олицкая, Екатерина Львовна (1900—1974) — деятель партии эсеров послереволюционного периода, мемуарист.
- Пе́тр, митрополит, (в миру Пётр Фёдорович Поля́нский) — новомученик и Исповедник Российский
- Радек, Карл Бернгардович — советский политический деятель, член Исполкома Коминтерна, убит сотрудником НКВД
- Рихтер, Владимир Николаевич — член ЦК Партии социалистов-революционеров.
- Рютин, Мартемьян Никитич — кандидат в члены ЦК ВКП(б), лидер антисталинской оппозиции
- Смилга, Ивар Тенисович — советский государственный и партийный деятель
- Смирнов, Владимир Михайлович — нарком промышленности и торговли РСФСР (1918).
- Смирнова, Роза Михайловна — первая жена И. Н. Смирнова, одного из лидеров Левой оппозиции.
- Сокольников, Григорий Яковлевич — Член Политбюро ЦК РСДРП(б) (октябрь 1917), кандидат в члены Политбюро (1924—1925), убит сотрудником НКВД
- Суханов, Николай Николаевич — известный меньшевик, автор воспоминаний о революции
- Цилига, Антэ (1930—1933) — югославский коммунист, троцкист, автор мемуаров, важнейшего источника о политизоляторе.
- Якубович, Михаил Петрович — член бюро ВЦИК первого созыва, начальник управления промтоваров Наркомторга СССР, подсудимый на процессе «Союзного бюро меньшевиков»
Напишите отзыв о статье "Верхнеуральский политизолятор"
Ссылки
- [tyurma.com/verkhneuralskaya-tyurma Верхнеуральская тюрьма]
- Росси Жак. Справочник по ГУЛАГу. т. 1. М.: Просвет. 1991 с. 50.
- Олицкая Е. Л. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=8764 в 2 кн. Кн. 1. — 6. Верхнеуральский политизолятор] // Мои воспоминания / Обл. Н. И. Николенко.. — Frankfurt/M.: Посев, 1971. — С. 291.
- [web.mit.edu/fjk/www/FI/BO/BO-19.shtml Списки оппозиционеров и сторонников Троцкого в изоляторе на 1930 год]
Примечания
- ↑ 1 2 Росси Жак. Справочник по ГУЛАГу. т. 1. М.: Просвет. 1991 с. 50.
- ↑ [mirknig. com/ knigi/ history /1181201943-gulag-glavnoe-upravlenie-lagerej-1918-1960.html ГУЛАГ (главное управление лагерей) 1917 — 1960] / под ред. А.Н.Яковлева; сост. А.И.Кокурин, Н.В.Петров; науч. ред. В.Н.Шостаковский; Международный фонд “Демократия” (Фонд Александра Н.Яковлева). — М.: Материк, 2000. — 888 с. — (Россия. 20 век. Документы: серия основана в 1997 г. / под. общ. ред. академика А.Н.Яковлева). — 3000 экз. ISBN 5-85646-046-4
- ↑ [www.pseudology.org/GULAG/Gulag1917_1929.htm Система мест заключения в РСФСР и СССР, ЦА ФСБ. Ф. 2. Оп. 8. Д. 104. Л. 27–28.]
- ↑ История Сталинского ГУЛАГа. Карательная система: структура, кадры. Т. 2. М.: РОССПЭН. С. 326—327.
Лагеря ГУЛаг
Отрывок, характеризующий Верхнеуральский политизолятор
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
