Верхне-Деснинская группа говоров
Поделись знанием:
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Ве́рхне-Десни́нская гру́ппа го́воров — южнорусские говоры, распространённые на территории центральных и северных районов Брянской области[4][5][6].
Верхне-деснинские говоры вместе с говорами Западной и Верхне-Днепровской групп образуют общность западных южнорусских говоров[7]. Располагаясь в западной части ареала южнорусского наречия, а также в пределах ареалов западной и юго-западной диалектных зон, западные южнорусские говоры говоры разделяют все южнорусские диалектные особенности, а также характеризуются западными и юго-западными диалектными чертами[7][8]. Данные черты противопоставляют Верхне-Деснинскую группу вместе с близкими ей Западной и Верхне-Днепровской группами в пределах южнорусского наречия Рязанской группе говоров с признаками юго-восточной диалектной зоны[9] и сближают с южнорусскими говорами Курско-Орловской группы и среднерусскими говорами Псковской группы.
Содержание
Вопросы классификации
|
Классификация: <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
На диалектологической карте русского языка 1914 (или 1915 года) территория современных верхне-деснинских говоров входила в группу переходных говоров от белорусских к южновеликорусским[2][10]. На этой же карте, уточнённой Н. Н. Дурново в 1927 году, говоры к западу от Брянска отнесены к севернобелорусским говорам[11]. На карте, опубликованной в издании «Народы Европейской части СССР» 1964 года[12], где на взятой за основу карте 1914 года отделена территория русского языка по границе РСФСР с Белорусской и Украинской ССР, западная часть верхне-деснинских говоров входила в западную группу южнорусского наречия, а восточная часть в состав «говоров на стыке западной, южной и тульской групп». На современной карте русских диалектов, составленной в 1964 (и опубликованной в 1965 году) верхне-деснинские говоры были выделены в самостоятельную группу в составе южного наречия русского языка.
Верхне-Деснинская группа говоров выделяется среди других южнорусских групп западной локализации наличием как собственных диалектных черт, так и наличием ряда черт юго-восточной диалектной зоны, прежде всего тех черт, изоглоссы которых наиболее удалены к западу — пучки изоглосс варианта Г и частично варианта В. В то же время большинство других языковых черт юго-восточной диалектной зоны отсутствует на всей территории Верхне-Деснинской группы, что обособляет верхне-деснинские в числе говоров западной локализации от остальных групп говоров южного наречия. Наличие языковых черт юго-западной диалектной зоны объединяет верхне-деснинские говоры с межзональными говорами А и курско-орловскими говорами, расположенными к востоку от группы, в пределах южнорусского наречия, а также с говорами Псковской группы среднерусских говоров, расположенными к северу от западных южнорусских говоров.
Большое число диалектных черт верхне-деснинские говоры разделяют с близкими им западными и верхне-днепровскими южнорусскими говорами, часть этих черт встречается также в соседних с ними диалектных объединениях: в межзональных говорах А южного наречия, представляющих собой переходные говоры к центральному южнорусскому диалектному ареалу (к говорам Курско-Орловской группы), а также в самой Курско-Орловской группе говоров[13].
Область распространения
Верхне-Деснинская группа говоров размещается в юго-западной части ареала распространения русских диалектов раннего формирования на территории Брянской области, в её центральных, северных и в северо-восточных районах, а также в южных районах Калужской области, сопредельных с северными районами Брянской области.
С севера говоры Верхне-Деснинской группы граничат с говорами Верхне-Днепровской группы, с запада — с говорами Западной группы, с востока — с полосой переходных межзональных говоров А[1].
Особенности говоров
Языковой комплекс, характерный для Верхне-Деснинской группы, включает все диалектные явления южного наречия:
К ним относятся такие черты, как аканье[14][15][16]; фрикативное образование звонкой задненёбной фонемы /ү/ и её чередование с /х/ в конце слова и слога[17][18][19]; наличие /j/ в интервокальном положении, отсутствие случаев выпадения /j/ и стяжения в возникающих при этом сочетаниях гласных[6][20]; распространение сочетания бм[21][22][23]; наличие у существительных женского рода с окончанием -а и твёрдой основой в форме родительного пад. ед. числа окончания -е; различение форм существительных и прилагательных во мн. числе для дательного и творительного пад.[24]; распространение слов зе́лени, зеленя́, зе́ль (всходы ржи); паха́ть[25]; лю́лька (подвешиваемая к потолку колыбель)[5]; коре́ц, ко́рчик (в значении ковш); дежа́, де́жка (посуда для приготовления теста)[26]; гре́бовать (в значении брезговать); слова с корнем чап (цап) для обозначения приспособления для вынимания сковороды из печи[5]; пого́да (в значении — хорошая погода) и др.
Помимо южнорусских диалектных черт, в языковой комплекс группы входят черты южной, западной и юго-западной диалектных зон (I и II пучков изоглосс), общие черты с другими западными южнорусскими говорами, а также присущие именно для данной группы говоров своеобразные диалектные черты:
Местные диалектные черты Верхне-Деснинской группы
- Диссимилятивные типы яканья переходного характера[27][28][29], при которых представлены колебания в употреблении гласных [а] или [и] в положении перед ударным [е] или [о][30].
- Произношение начального гласного [и] или отсутствие гласного в первом и во втором предударных слогах:
- произношение [и] в соответствии начальному /о/ в первом предударном слоге: [и]те́ц (отец), [и]͞ца́ (отца), [и]͞цы́ (отцы), [и]бêдат’ (обедать), [и]дна́ (одна), [и]на́ (она), [и]ны́ (они) и т. п.
- отсутствие начального гласного в первом предударном слоге: тец (отец), бêдат’ (обедать), ны (они) и т. п.
- редкие случаи отсутствия начального гласного во втором предударном слоге: топри́ (отопри), ͞дава́й (отдавай) и т. п., более регулярного в слове огурцы — гурцы́ (такое же произношение слова огурцы встречается в Верхне-Днепровской группе).
- Произношение слова кукушка с предударным гласным [а]: к[а]ку́шка. Произношение слова кукушка с гласным [о] характерно для говоров северо-восточной диалектной зоны.
- Наличие словоформ свекра́ (свекровь) и коро́[ми]сел (коромысло) в именительном пад. ед. числа. В говорах рязанской группы отмечается наличие словоформы коро[мы́]сли (pluralia tantum)[31].
- Образование форм сравнительной степени прилагательных с суффиксом -êйше: добрêйше (добрее), бêлếйше (белее) и т. п. Подобные формы сравнительной степени прилагательных встречаются в некоторых говорах соседней Верхне-Днепровской группы.
- Формы глаголов дать, есть во 2-м лице ед. числа: дади́ш, йеди́ш.
- Наличие твёрдых задненёбных согласных в основе в форме именительного пад. мн. числа прилагательных и местоимений с безударными окончаниями: то́н[кы]йе, вс’а́[кы]йе и т. п. Данное явление также распространено в межзональных говорах А.
- Наличие обобщения согласных в основе глаголов настоящего времени II спряжения в соответствии с чередованием согласных в основе в других говорах: ви́[д’]у (вижу), про[с’]у́ (прошу), л’у[б’]у́ (люблю) и т. п. Данное явление известно и в межзональных говорах А.
- Распространение слов: жне́вник — «сжатое поле»; друга́к, друга́ч — «жеребёнок на втором году»; пискля́та — «цыплята»; пра́льник — «валёк для выколачивания белья»; горо́жа — «определенный вид изгороди» (последние два слова распространены также в межзональных говорах А); хорони́ть — «прятать» (для данной группы и межзональных говоров А характерно исключительное распространение этого слова)[32].
Диалектные черты западных южнорусских говоров
Диалектные черты, распространённые на территориях Западной, Верхне-Днепровской и Верхне-Деснинской групп:
- Диссимилятивное аканье жиздринского (белорусского) типа[14][15][33]. Совпадение гласных /о/ и /а/ в первом предударном слоге после парных твёрдых согласных в гласном [а] перед ударными [и], [у], [о], [е] и в гласном [ъ] перед ударным [а]: в[а]ды́, в[а]ди́чка, под в[а]до́й, по в[а]де́, но в[ъ]дá[34].
- Распространение форм деепричастия прошедшего времени с суффиксом -мши и гласным [о] под ударением: покур’[о́]мши[35]. Данные формы известны также в межзональных говорах А и частично в говорах Курско-Орловской группы.
- Распространение слова бура́к — «свекла».
Диалектные черты, распространённые на территориях Верхне-Деснинской группы и южной части Западной группы:
- Наличие слова леп[е́]шка с е, не изменившимся в о. Даное произношение распространено восточнее в межзональных говорах А.
- Произношение слова молния как молодн’а́.
- Наличие двусложного окончания творительного пад. ед. числа у прилагательных женского рода: большо́йу, но́войу и т. п. Такие формы прилагательных также встречаются в межзональных говорах А.
- Формы именительного пад. мн. числа прилагательных с ударным гласным [е] в окончании -еи, известные также в межзональных говорах А: молод[э́и], плох[е́и] и т. п.
Диалектные черты, распространённые на территориях Верхне-Днепровской и Верхне-Деснинской групп:
Наличие гласного [а] в первом предударном слоге в случаях типа [а]ржи́, [а]л’ну́ и т. п.[36]
Диалектные черты, характерные для западной диалектной зоны
Территория Верхне-Деснинской группы говоров входит в южную часть ареала западной диалектной зоны и разделяет её диалектные черты, включая:
- Наличие /j/ в основе в формах указательных местоимений, распространённое в западной части территории группы: [та́йа] (та) — [ту́йу] (ту), [то́йе] (то), [ты́йи] (те)[37].
- Образование существительных с суффиксом -ак: сêд[а́к] (седок), ход[а́к] (ходок) и т. п.[5]
- Употребление личных местоимений 3-го лица с начальным j: [йон], [йона́], [йоно́], [йоны́][5].
- Ударение на первом слоге у прилагательных седьмой ([с’о́]мой) и шестой ([шо́]стой).
- Распространение конструкции с предлогом с или з в случаях типа прие́хал з го́рода, вы́лез с я́мы в соответствии с предлогом из[5] и другие диалектные черты[38].
Диалектные черты, характерные для южной диалектной зоны
- Употребление таких типов глагольных парадигм I спряжения, в которых всегда или преимущественно под ударением произносится гласный е: нес[е́]ш, нес[е́]т, нес'[о́]м, нес[е́]те и т. п.
- Распространение окончания -ого у прилагательных и местоимений родительного пад. ед. числа мужского рода: но́вого, мойего́ и т. п.
- Произношение слов дыра, дырявый с мягким начальным д’: [ди]ра́, [ди]р’а́вой.
- Наличие местоимения 3-го лица женского рода в винительном пад. ед. числа йейе́ и другие диалектные черты[39].
См. также
Напишите отзыв о статье "Верхне-Деснинская группа говоров"
Примечания
- Комментарии
- Источники
- ↑ 1 2 Захарова, Орлова, 2004, Диалектологическая карта русского языка (1964 г.)..
- ↑ 1 2 Касаткин Л. Л. [www.booksite.ru/fulltext/rus/sian/5.htm Русские диалекты. Карты] // Русские. Монография Института этнологии и антропологии РАН. — М.: Наука, 1999. — С. 96. (Проверено 13 декабря 2011)
- ↑ [www.gramota.ru/book/rulang/page2_3.html Федеральная целевая программа Русский язык. Региональный центр НИТ ПетрГУ]. — Территориально-диалектное членение русского языка. [www.webcitation.org/657ochFUV Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012]. (Проверено 13 декабря 2011)
- ↑ Касаткин Л. Л. [www.booksite.ru/fulltext/rus/sian/5.htm Русские диалекты. Лингвистическая география] // Русские. Монография Института этнологии и антропологии РАН. — М.: Наука, 1999. — С. 90—95. (Проверено 13 декабря 2011)
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [russkiyyazik.ru/184/ Говоры русского языка.] — статья из Энциклопедии русского языка (Проверено 13 декабря 2011)
- ↑ 1 2 [slovari.yandex.ru/%D1%8E%D0%B6%D0%BD%D0%BE%D0%B5%20%D0%BD%D0%B0%D1%80%D0%B5%D1%87%D0%B8%D0%B5/%D0%93%D1%83%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%82%D0%B0%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9%20%D1%81%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%80%D1%8C/%D0%AE%D0%B6%D0%BD%D0%BE%D0%B5%20%D0%BD%D0%B0%D1%80%D0%B5%D1%87%D0%B8%D0%B5/ Южное наречие.] — статья из Российского гуманитарного энциклопедического словаря (Проверено 13 декабря 2011)
- ↑ 1 2 Захарова, Орлова, 2004, с. 126.
- ↑ [www.gramota.ru/book/village/dialects.html Язык русской деревни. Диалектологический атлас]. — О диалектном членении русского языка: наречия и диалектные зоны. [www.webcitation.org/65aH77C51 Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012]. (Проверено 13 декабря 2011)
- ↑ Захарова, Орлова, 2004, с. 102—108.
- ↑ Дурново Н. Н., Соколов Н. Н., Ушаков Д. Н. Опыт диалектологической карты русского языка в Европе. — М., 1915.
- ↑ Русская диалектология, 1989, Диалектологическая карта русского языка в Европе (1914 г.)..
- ↑ [www.ethnology.ru/doc/narod/t1/graf/nrd-t1.htm?150 Народы Европейской части СССР. Этнографические очерки: В 2-х т.] / Под общ. ред. С. П. Толстова. — М.: Наука, 1964. — С. 149. (Проверено 13 декабря 2011)
- ↑ Захарова, Орлова, 2004, с. 128—130.
- ↑ 1 2 [www.philol.msu.ru/~dialect/map.php?src=color_1s.gif Учебные материалы на сайте филологического факультета МГУ]. — Карта. Различение или совпадение гласных на месте о и а в первом предударном слоге после твёрдых согласных. [www.webcitation.org/657odS0M7 Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012]. (Проверено 13 декабря 2011)
- ↑ 1 2 [www.philol.msu.ru/~dialect/auxy.php?ty=sng&id=171 Учебные материалы на сайте филологического факультета МГУ]. — Легенда карты. Различение или совпадение гласных на месте о и а в первом предударном слоге после твёрдых согласных. [www.webcitation.org/657oeFx4D Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
- ↑ [www.gramota.ru/book/village/map12.html Язык русской деревни. Диалектологический атлас]. — Карта 12. Различение или совпадение о и а в предударных слогах после твёрдых согласных (оканье и аканье). [www.webcitation.org/657oexca2 Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012]. (Проверено 13 декабря 2011)
- ↑ [www.philol.msu.ru/~dialect/map.php?src=color_23s.gif Учебные материалы на сайте филологического факультета МГУ]. — Карта. Звонкая задненёбная согласная фонема в сильной и слабой позициях. [www.webcitation.org/657ofujMm Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
- ↑ [www.philol.msu.ru/~dialect/auxy.php?ty=sng&id=157 Учебные материалы на сайте филологического факультета МГУ]. — Легенда карты. Звонкая задненёбная согласная фонема в сильной и слабой позициях. [www.webcitation.org/657ogij8p Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
- ↑ [www.gramota.ru/book/village/map14.html Язык русской деревни. Диалектологический атлас]. — Карта 14. Звуки на месте буквы г. [www.webcitation.org/657ohJW4R Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
- ↑ [old.philol.msu.ru/cgi-bin/mnogosearch/search.cgi?cc=1&URL=http:%2F%2Fdialect.philol.msu.ru%2Fmain.php%3Fpage=91&q=%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D1%81%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%B7%D0%BC+%D1%81%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%BD%D0%B5%D1%8F%D0%B7%D1%8B%D1%87%D0%BD%D1%8B%D0%B9&wm=wrd Учебные материалы на сайте филологического факультета МГУ]. — Консонантизм: Диалектные различия. Среднеязычный <j>. [www.webcitation.org/657ohzBZR Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
- ↑ [www.philol.msu.ru/~dialect/map.php?src=color_18s.gif Учебные материалы на сайте филологического факультета МГУ]. — Карта. Диалектные соответствия сочетаниям дн, дн’ и бм, бм’. [www.webcitation.org/657oiZsSe Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
- ↑ [www.philol.msu.ru/~dialect/auxy.php?ty=sng&id=169 Учебные материалы на сайте филологического факультета МГУ]. — Легенда карты. Диалектные соответствия сочетаниям дн, дн’ и бм, бм’. [www.webcitation.org/657ojJU5c Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
- ↑ [www.gramota.ru/book/village/map17.html Язык русской деревни. Диалектологический атлас]. — Карта 17. Диалектное произношение сочетаний дн и бм. [www.webcitation.org/657ojsiFL Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
- ↑ [www.gramota.ru/book/village/map20.html#gram_a_name Язык русской деревни. Диалектологический атлас]. — Карта 20. Форма творительного падежа множественного числа I и II склонения. [www.webcitation.org/657okZE0E Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
- ↑ [www.gramota.ru/book/village/map2.html Язык русской деревни. Диалектологический атлас]. — Карта 2. Глаголы со значением «пахать». [www.webcitation.org/657olHyqr Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
- ↑ [www.gramota.ru/book/village/map5.html Язык русской деревни. Диалектологический атлас]. — Карта 5. Названия деревянной посуды для теста из ржаной муки. [www.webcitation.org/657olxj1r Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
- ↑ [www.philol.msu.ru/~dialect/map.php?src=color_3s.gif Учебные материалы на сайте филологического факультета МГУ]. — Карта. Типы различения или совпадения гласных неверхнего подъёма в первом предударном слоге после мягких согласных. [www.webcitation.org/6AJdWAZBY Архивировано из первоисточника 31 августа 2012].
- ↑ [www.philol.msu.ru/~dialect/auxy.php?ty=sng&id=176 Учебные материалы на сайте филологического факультета МГУ]. — Легенда карты. Типы различения или совпадения гласных неверхнего подъёма в первом предударном слоге после мягких согласных. [www.webcitation.org/68V4qRQgc Архивировано из первоисточника 18 июня 2012].
- ↑ [www.gramota.ru/book/village/map13.html Язык русской деревни. Диалектологический атлас]. — Карта 13. Различение и неразличение гласных в 1-м предударном слоге после мягких согласных (иканье, яканье). [www.webcitation.org/68V4oz1bd Архивировано из первоисточника 18 июня 2012].
- ↑ [old.philol.msu.ru/cgi-bin/mnogosearch/search.cgi?cc=1&URL=http:%2F%2Fdialect.philol.msu.ru%2Fmain.php%3Fpage=74&q=%D0%B0%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%B8%D0%B2%D0%BD%D0%BE+%D0%B4%D0%B8%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%B8%D0%B2%D0%BD%D0%BE%D0%B5+%D1%8F%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D1%8C%D0%B5&wm=wrd Учебные материалы на сайте филологического факультета МГУ]. — Безударный вокализм. Гласные без ударения. Гласные первого предударного слога после парных твёрдых согласных: акающие говоры. Разновидности яканья. Виды диссимилятивного яканья. Ассимилятивно-диссимилятивное яканье.
- ↑ Захарова, Орлова, 2004, с. 133.
- ↑ Захарова, Орлова, 2004, с. 128—129.
- ↑ [old.philol.msu.ru/cgi-bin/mnogosearch/search.cgi?cc=1&URL=http:%2F%2Fdialect.philol.msu.ru%2Fmain.php%3Fpage=45&q=%D1%82%D0%B8%D0%BF%D1%8B+%D0%B0%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D1%8C%D1%8F&wm=wrd Учебные материалы на сайте филологического факультета МГУ]. — Безударный вокализм. Гласные без ударения. Гласные первого предударного слога после парных твёрдых согласных. Типы аканья: диссимилятивное и недиссимилятивное.
- ↑ [old.philol.msu.ru/cgi-bin/mnogosearch/search.cgi?cc=1&URL=http:%2F%2Fdialect.philol.msu.ru%2Fmain.php%3Fpage=46&q=%D1%80%D0%B0%D0%B7%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D0%B4%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B8+%D0%B4%D0%B8%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D0%BB%D1%8F%D1%82%D0%B8%D0%B2%D0%BD%D0%BE%D0%B3%D0%BE+%D0%B0%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D1%8C%D1%8F+%D0%B6%D0%B8%D0%B7%D0%B4%D1%80%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B5&wm=wrd Учебные материалы на сайте филологического факультета МГУ]. — Безударный вокализм. Гласные без ударения. Гласные первого предударного слога после парных твёрдых согласных. Типы аканья: диссимилятивное и недиссимилятивное. Разновидности диссимилятивного аканья: жиздринское, архаическое, донское.
- ↑ [www.gramota.ru/book/village/map24.html Язык русской деревни. Диалектологический атлас]. — Карта 24. Перфект в русских говорах. [www.webcitation.org/657os4Q06 Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
- ↑ Захарова, Орлова, 2004, с. 129—130.
- ↑ [www.gramota.ru/book/village/map21.html Язык русской деревни. Диалектологический атлас]. — Карта 21. Указательное местоимение единственного числа женского рода в именительном падеже (та, тая). [www.webcitation.org/657orMwy2 Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
- ↑ Захарова, Орлова, 2004, с. 83—85.
- ↑ Захарова, Орлова, 2004, с. 94—96.
Ссылки
| В Википедии есть портал «Русский язык» |
- [dialect.philol.msu.ru/ Учебные материалы на сайте филологического факультета МГУ]. [www.webcitation.org/657p22soR Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
Литература
- Аванесов Р. И., Бромлей С. В., Булатова Л. Н., Захарова К. Ф., Кузьмина И. Б., Мораховская О. Н., Немченко Е. В., Орлова В. Г., Строганова Т. Г. Русская диалектология / Под ред. Р. И. Аванесова и В. Г. Орловой. — 2-е изд. — М.: Наука, 1965.
- Захарова К. Ф., Орлова В. Г. Диалектное членение русского языка. — 2-е изд. — М.: Едиториал УРСС, 2004. — ISBN 5-354-00917-0.
- Диалектологический атлас русского языка. Центр Европейской части СССР. Выпуск I: Фонетика / Под ред. Р. И. Аванесова и С. В. Бромлей. — М.: Наука, 1986.
- Диалектологический атлас русского языка. Центр Европейской части СССР. Выпуск II: Морфология / Под ред. С. В. Бромлей. — М.: Наука, 1989.
- Диалектологический атлас русского языка. Центр Европейской части СССР. Выпуск III: Синтаксис. Лексика / Под ред. О. Н. Мораховской. — М.: Наука, 1996.
- Бромлей С. В., Булатова Л. Н., Захарова К. Ф. и др. Русская диалектология / Под ред. Л. Л. Касаткина. — 2-е изд., перераб. — М.: Просвещение, 1989. — ISBN 5-09-000870-1.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Верхне-Деснинская группа говоров
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
